— Добрый вечер!
Глаза Эли смотрели спокойно, серьезно.
Евгений не умолкал:
— Самые лучшие места! В проходе. Старался специально для вас. А где же подруга?
— Она не смогла прийти. Мы не опоздаем?
— Нет, что вы! Но торопиться надо.
Ладилов говорил что-то еще, наверное, веселое, потому что девушка смеялась. Коноплин не слушал. Ему было не по себе. Шел рядом с другом и в который раз проклинал свою глупую застенчивость.
— Лешка, к тебе обращаются! — позвал его Евгений.
— Что?
— Эля говорит, что видела тебя уже несколько раз по воскресеньям. На реке.
— Да? Может быть.
Нет, не умеет он поддержать разговор. «Рохля!» — выругал Коноплин сам себя.
— Я раньше не увлекалась рыбной ловлей. Это дедушка заставил меня ездить с собой. Но рассвет на реке, да если еще находишься у леса, такой красивый! В общем, так я и стала постоянной дедушкиной спутницей, потому что… влюбилась…
— В кого, не секрет? — нагнулся к ней Евгений.
— В рассвет.
— Гм… Рассвет — нечто неодушевленное.
— Наоборот! Вы сами-то наблюдали восход солнца? Не на аэродроме, нет, а у реки…
— И что же? Наблюдал тысячу раз. Конечно, на аэродроме.
— А на реке?
— Что-то не заметил. В воскресенье было холодно и сыро.
— Еще бы! Сазана вздумали ловить руками в воде, да еще одетым!
Алексей невольно улыбнулся. Правильно! Не все же должны немедленно восхищаться при одном взгляде на его друга!
В зале Коноплин хотел сесть рядом с Евгением. Но девушка сама заняла среднее место. Так он оказался рядом с ней. Шла польская кинокартина, в которой рассказывалось о тяжелой судьбе одинокого мальчика, — «Еще один, которому нужна любовь».
Ладилов часто наклонялся к девушке, шепотом что-то говорил ей. Алексей невольно поворачивал голову к ним, терзаясь от мысли, что сам он не мог бы так легко и свободно обращаться к соседке. Когда Эля случайно толкнула его руку, он поспешно убрал ее с подлокотника, отодвинулся, насколько было возможно, и сидел не шевелясь.
Что происходило на экране, Алексей сначала не понимал. Потом еще раз выругал себя, перестал напряженно прислушиваться к шепоту Евгения и ответам Эли и стал внимательно, даже чересчур внимательно, смотреть фильм.
МЕХАНИК ВОЛНУЕТСЯ
В кабинете штурманской подготовки ждали командира эскадрильи. Он почему-то задерживался.
Большинство офицеров прислушивалось к тому, что рассказывал признанный остряк, смуглый, смахивающий на цыгана старший лейтенант Полевой.
— …А вот еще. Зашел только что назначенный на должность майор, заместитель по летной подготовке, в казарму. И надо же было ему заметить, что у входа плакат висит косо, другой плакат весь в пыли, выцветший. «А ну, дневальный, зови замполита!» — приказал он. Тогда еще были замполиты в эскадрильях. «Заместитель по политической части, на выход!» — кричит дневальный. Тот выбегает. Майор, злой, хмурый, приложил руку к головному убору: «Майор Жеребцов!» Замполит вытянулся, представляется: «Капитан Кобылкин!» Майор вытаращил глаза: «Ты… ты что мне, шутишь?..»
Нарастающий смех покрыл последние слова. Ладилов смеялся вместе со всеми. Коноплин от шума только досадливо морщился. Он сидел в стороне от других, пытаясь использовать свободное время, чтобы дописать статью для газеты на довольно избитую тему: «Особенности ориентировки экипажа ночью в летних условиях». Тему ему навязал корреспондент газеты. Если обещал, поддался уговорам — надо сделать.
— …Прилетает начальник авиации, по нашему — главком, — это в старину было, в году двадцать каком-то, — продолжал рассказывать Полевой. — Лето, жарко, пыль. Его ждут в училище, а он увидел душ, зашел. Никого нет. Разделся, намылился. А тут появляется банщик или сторож. «Такой-сякой, уж успел намылиться! Без спросу! Я тебя!.. Геть отсюдова!» Главком смеется. «Ты мне еще смеяться?» И банщик выгнал его из душа в чем мать родила, намыленного. Метлой выгнал. Вернулся в душевую, увидел ромбы на петлицах гимнастерки, много ромбов, и…
— Чего, чего? — переспросил кто-то.
— Сокрушался старик очень. Обидно, говорит, главкома не узнал, хоть и голого.
«…Со средних высот ночью дороги выделяются своим бурым, точнее, серым цветом на фоне пашен, лесов, более темных…»
«Черт, не получается! — злился Коноплин. — Ну и тема!»
Он не заметил, как подошел Ладилов.
— Мучаешься? Брось! Кто ту статью читать будет? А для одной известности не стоит писать.
— Брошу, — угрюмо ответил Коноплин. — Есть темы лучше. Выберу и сам напишу. Например: об особенностях ориентировки над пустыней.