– Алкоголизм – вреднейший пережиток. Здоровья враг, источник зла и пыток.
В общем, друзья выделили ему долю и прекратили посещения.
Они немного поработали в одиночестве, но вдвоем работать было крайне несподручно, медленно, а главное – скучно. И молодые люди почувствовали к работе крайнее отвращение.
А еще директор. Приходил опять и опять и все твердил:
– Вы смотрите, срок есть срок.
И вот как-то раз сидели они в столовой, которая уже была закрытая на обед, а их пустили по блату.
А за соседним столом какой-то мужик в зеленой шляпе, пущенный, по-видимому, тоже по блату, поставил между ног охотничье ружье, а сам обжирался.
Он съел щи за 9 копеек, котлету за 28 копеек, чай за 2 копейки, гуляш за 32 копейки. Потом он взял восемь мясных пирожков и стал их есть, запивая водкой из собственной бутылки.
И, поедая пищу, балагурил со стряпухами, предлагая себя им. На них жениться.
– Нет, – отвечали стряпухи. – Ты нам не нужен, – отвечали стряпухи. – Ты нам не нужен, потому что сам женился с колебаниями семь раз.
– Все верно, – соглашался мужик. – И насчет семи жен и насчет колебаний. Но сейчас я запросто могу быть свободен и жениться еще.
– Это почему? – удивлялись стряпухи.
– А вот потому, – загадочно отвечал мужик. – Потому что семь раз отмерь, а один – отрежь.
И показал рукой, свободной от пирогов, на ружье. Стряпухи хохотали.
А между тем водка у мужика вся кончилась, а пироги остались. Две штуки. Свеженькие, румяненькие. Мужик вынул из кармана потертый золотисто-красный мятый лист с надписью «Почетная грамота» и завернул в него пироги.
– Пригодилась? – не выдержал Канкрин.
– Точно, – осклабился мужик. – Зря ругался, когда мне ее вместо премии сунули. Пригодилась.
И, выйдя на улицу, объяснил, что его седьмая по счету жена не хочет принимать сына от шестой по счету жены.
– Пускай, кричит, он идет к своей мамаше, что, ты ей зря плотишь алимент?
– Ах ты, падла, – говорил мужик седьмой жене.
А та, ласкаясь:
– Не горюй. Я тебе сама скоро сделаю подарочек.
И сделала. А подарочек этот оказались два ее взрослых сына-бандита, которых она скрывала от нового мужа.
– Нет. Так дело не пойдет, – мужик сплюнул. – Я вот сейчас к ним. Или принимаете моего сына, или все убирайтесь вон.
Тут мужик горько заплакал, объяснив при этом, что он все же любит свою седьмую жену, а кроме того, уже полмесяца не работает и прожирает последние деньги.
Тогда Гаригозов и Канкрин, посовещавшись, пригласили его к себе.
– А жену ты не вздумай убивать. Зачем? Пускай она живет. Из-за женщины ты хочешь сесть. Ты об этом подумал?
– Нет, – признался мужик. И завопил: – О! Я люблю женщину, я боготворю женщину.
И работать согласился, а Гаригозова сразу стал называть капитаном.
– Капитан, – кричал он. – Капитан! Не пальнуть ли нам из пушки по планете, капитан.
И потрясал ружьем.
Но Гаригозов ружье это у него отобрал и велел протрезвиться, а протрезвившись, сразу же и приходить. Они, мол, его будут ждать.
– Правильно, – радовался мужик. – Я сейчас пойду, а потом приду. И я буду трезвый.
И пошел, спотыкаясь. А потом вернулся и сказал, приблизив к ним пьяную рожу.
– Жизель, – сказал он.
– Что, что? – удивился Гаригозов.
– Жизель, – сказал мужик, – я тоже был в Москве и видел там балет «Жизель». Если вы оба из Москвы, то вы мне про нее все подробно расскажете.
– Ладно, ладно, – сказали друзья и ушли.
Но вид стройки был уныл. Друзья плюнули и заговорили о жизни. О своей и вообще. Постепенно они перешли от вопросов конкретных, как то: котлеты, деньги, квартиры, на темы столь отвлеченные, что вы сейчас вдруг очень удивитесь, узнав, о чем они спорили.
– Даже чувства, испытываемые мной, и то – вранье, – сказал Гаригозов.
Канкрин изумился.
– Да. Я часто волнуюсь, – говорил Гаригозов. – Я придумываю себе злобу, ненависть, смятение, радость, как и ты, как и все.
– Да ну уж, – не верил Канкрин.
– Все придумано, и я не вижу никакого конца и я не вижу никакого начала. И ничего нет у человека.
– Эко тебя повело. Как ничего нет, как это?
– Ничего. Единственное, что есть у человека, – это его тело. А чувств нет. Есть обман чувств.
– А вот если я тебе надаю сейчас по щекам, что ты сделаешь? Ты меня убьешь?
– Убью. Я тебя убью вот из этого ружья. – И Гаригозов показал на ружье.