Миша уже обживал наше купе, чемодан убран наверх, вещмешки под нижнюю полку, неподъёмная сумка с провизией на дивизию в месячном рейде по вражеским тылам под столом. Отрапортовал, даже в щёку меня чмокнул, гад, успел как-то, и смылся, чтобы в ухо не получить. Мы уселись ждать отправки, соседей, и осмыслить... И вот, что со всем этим делать при таком развороте?...
Доехали мы, в общем, без особых проблем. Нашими соседями в купе до Арзамаса оказались два кавалериста. Один невысокий плотный полковник похожий на Буденного усач со шрамом на щеке и старым орденом Красного Знамени на красной розетке и двадцатилетней медалью. Второй с двумя шпалами был ветеринарным врачом, худой и высокий в очках, как я себе и представляла книжного Паганеля. Если сначала они нас сторожились, видимо видели наших провожающих, то когда увидели, с утра Верочку без импланта, и узнали, что мы из Ленинграда взгляды обоих резко потеплели. Сосед, вот ведь, на мой наивный вопрос "сколько нам ехать", без паузы выдал "да часов двадцать, надоесть не успеет..." Ох, и вспоминала я ему эти "двадцать часов" на третьи сутки пути. И мысленно не переставала благодарить упрямую предусмотрительность Ираиды, которая собрала нам столько еды в дорогу. В начале пути возникла одна непонятка, когда вечером шла из туалета, мне дорогу преградил пьяненький капитан с лётными петлицами, с явным намерением затащить меня в шумно празднующее купе.
- Красавица! Ну, и куда ж мы так торопимся?!
- Для вас - главстаршина! Или в авиации устав не писан?
- А при чём здесь устав?
- При том, что в таком непотребном виде обращаться к младшему по званию не допустимо! Застегнулись бы... Вы роняете честь и достоинство красного командира! - И пока он переваривал мою тираду проскользнула мимо него.
- А ну, стоять! Старшина! Я приказываю! Как старший по званию!
- Не вижу здесь такого! А расхристанный пьянчужка мне приказывать не может! - И зашла в наше купе. Поезд едва двигался, поэтому слышно было прекрасно. Наши соседи оба были на месте, и полковник предвкушающе ухмылялся. Тут с рёвом медведя, которому отдавили причинное место, отъехала дверь и не знаю, что хотел сказать капитан, но схваченный за ворот тут же оказавшийся намотанным на кулак полковника, только сипел выпучивая глаза...
- Смирна-а-а! Дрянь летучая! Всё и мозги пропил?! Сокол!... Ноги не держат?!... Привести себя в порядок! Зайти и доложить! Две минуты! Пшё-о-ол!! - И вроде просто отпустил капитана, но тот вылетел в руки уже столпившихся в коридоре собутыльников. - Дверь прикрой! Воняет...
Буквально через минуту в дверь постучали и вполне стоящий на ногах застёгнутый, при ремне и в шапке капитан уже докладывал:
- Товарищ полковник! Ваши замечания устранил! Разрешите быть свободным?
- А извиняться за хамство у лётчиков не принято?
- Извините! Товарищ полковник!
- Да не передо мной, а перед главстаршиной...
- Простите! Товарищ главстаршина! - я даже не стала смотреть в его сторону, вот ведь урод пьяный!
- Идите и не нарушайте... - Я словно наяву почувствовала, что каждая его шпала в строю их ряда рояльных рубиновых клавиш на тёмно синем фоне петлиц это годы в строю и командование тысячами людей в том числе и в настоящих боях. И повешенная у двери шашка - это не для парадов, её в руке крепко держать умеют... А гудёж в нашем вагоне как отрезало и капитан мне в коридоре встречался, расходились молча, и нормальный вроде, так какого беса водку в себя льёт, если мозги отшибает?... Не понимаю я мужчин...
Вообще, наши соседи совсем не были аскетами, и вечерком ходили посидеть в ресторан или к товарищам, и приносили свежий запах водки, но вида человеческого не теряли. А уж днём были такими замечательными рассказчиками. И если полковник больше рассказывал про природные и этнические особенности мест, где ему пришлось побывать, а мотало его как товарища Сухова из замечательного фильма. То ветеринар больше рассказывал про лошадей, которых он, похоже, любит до безумия. Сейчас они ехали встречать эшелоны с присланными из Монголии лошадками...
- Представляете, им даже фураж не заготавливают, они сами из-под снега себе траву выкапывают. Маленькие вроде, мохнатые, а выносливые, двужильные. Но на рывок слабы. Вот тяжеловоз может и три тонны с места взять и тянуть даже, но не долго и кормить его нужно зерном, а не сеном. А эта может тонну и сдвинет, но лучше пудов полста, вот их тянуть будет без остановок и на сене. Тяжеловоз со своими тремя тоннами уже выдохнется через день другой, а эта так и будет свои полста пудов переть и прокормит себя сама и в снегу переночует. Вот только они ж совершенно дикие, чтоб запрячь, её поймать в табуне сначала надо. А их ещё и не подковывают, так всю жизнь без подков и бегают... Вообще намучились мы с ними первый раз... А знаете, они ведь к немцам и румынам в руки не даются. Да-да! Представляете! Как определяют? Может по запаху, но к нашим выходят, даже если где в окружение попали и коноводов убили. А говорят, животное - не разумное... Да их больше людей жалко, мы то свой крест выбирать можем... Э-э-эх...
А мы с Верочкой распевали песенку, которую Сосед мне показал:
... Дорога, дорога!
Ты знаешь так много,
О жизни совсем не простой...
("Любэ" Дорога.)
Ей очень нравилось. В своё время мама Вероники прослушала Верочку и сказала, что у ребёнка абсолютный слух и ей обязательно музыкой заниматься. И голос у неё очень хороший, не пискля детская, а почти взрослый, глубокий даже. Вот только теперь как быть с тем, что руки нет, даже не знаю, есть ли музыкальный инструмент под одну руку, как ни вспоминала, везде двумя руками играть нужно. Даже несчастный "треугольник" одной рукой держат, а второй по нему ударяют... Есть, конечно, на рояле пьесы для одной руки, но это же только ещё больше ей напоминать о её руке... Даже не знаю... А ещё песенки Никитиных "Брич-Мулла" и "Песня о королевском бутерброде". Вообще, "Брич-Мулла" вышла под впечатлением рассказов полковника о Туркестане. А вот песенку "про бутерброд" посоветовал Сосед, когда я с ним обсуждала то, что Верочка с удовольствием поёт. Песня интересна тем, что она вообще на два очень разных голоса и у более высокого довольно сложный вокал. Я, если честно, едва могу эти места пропевать, а у Верочки получилось почти сразу в рваной манере некоторые буквы петь...
... Тот час же короле-ева
Пошла к Его Вели-честву,
И как бы, между про-очим,
Сказала невпо-пад...***
В общем, немного потренироваться и можно петь на два голоса. Только инструмент всё равно нужен, а я кроме ксилофона моего не играю ни на чём. Сосед сказал, что ему под мои пальцы приноровиться сложно очень, что стучать всей рукой и отдельными пальцами на клавиши правильно нажимать, разные вещи и моторика, пока, по крайней мере он не берётся... Но вообще, это вариант занять сестрёнку. Только не хотелось бы это её основным делом ставить... Ведь даже если сейчас она распоётся, то у неё через несколько лет начнётся подростковая ломка голоса и неизвестно что в итоге получится. И всё это под ритмичный стук колёс по стыкам рельс, паровозные гудки и неспешные разговоры с редкой суматохой высадки и посадки на станциях. Приближение большой станции в вагоне событие. В Горьком мы с Верочкой пошли в вокзальный ресторан кушать. Лучше бы и не ходили. Я сразу вспомнила волшебную кормёжку в учебном отряде. Вообще, так портить продукты, это ведь далеко не каждый сможет. Одно дело недосолить немного или пережарить, а когда банальная греча превращена в нечто невообразимое, что гречу определяешь только по виду и цвету. И ведь война идёт и пища - это тоже ресурс, то, что как деньги или патроны, а тут всё или почти всё идёт на помойку...