На лестницах и в коридорах свет регулировали не ручные переключатели, а фотоэлементы, так что нам не пришлось пробираться сквозь мрак; впрочем, риск нарваться на засаду за каким-нибудь углом все-таки был, и я почувствовал себя намного спокойнее, когда мы, так никого и не встретив, все же добрались до своей цели.
Перед нами была украшенная мозаичным узором стена с единственной дверью. Дверь имела вид внушительный и массивный, однако открылась неожиданно легко, хотя и со странным шорохом — теперь, когда был подан ток, этому помогли сервомоторы. Мы с Мирандой, в лучших полицейских традициях, синхронно ворвались внутрь — я справа, она слева — сразу же разворачиваясь каждый в свою сторону и быстро обводя стволом пистолета угрожаемый сектор. Но в ту же секунду стало ясно, что оказывать нам сопротивление здесь некому.
Можно было подумать, что мы оказались в пиршественном зале старинного замка — впрочем, не настолько старинного, чтобы окна в нем были узкими бойницами. Высокие и стрельчатые, они и по ширине были явно больше, чем следовало бы из оборонительных соображений, и легкие ажурные переплеты рам тоже не вписывались в суровые каноны средневековой фортификации. С одной стороны из окон открывался вид на привольный морской простор, раскинувшийся где-то внизу, с другой — на величественные горы, эффектно подсвеченные вечерним солнцем. На самом деле, конечно, никаких окон в находящемся в глубине дома помещении не было — это была картинка на видеообоях, включившаяся, когда вы восстановили энергоснабжение. А вот богато сервированные столы были самые настоящие — правда, стояли они не по-средневековому, Т-образно, а по-современному, в одну линию. Руководство Альянзы и в самом деле собралось на ужин (впрочем, вполне возможно, они и за ужином продолжали обсуждение деловых вопросов). Однако трапеза вышла короче, чем они ожидали.
Трупы лежали повсюду. Оливейра скорчился возле самой двери, тщетно пытаясь вырваться; теперь сервомоторы брезгливо отодвинули его в сторону (это и был тот шорох, который мы слышали). Хернандес, валясь в агонии под стол, вцепился обеими руками в скатерть и увлек ее за собой, обрушив на пол и на себя несколько тарелок, бокалов и винных бутылок (все это было дорогое, бьющееся), а также вазу с фруктами, которые раскатились по всему залу. На дальнем конце стола, среди тарелок с остатками еды и опрокинутых рюмок, словно гигантский боров, зажаренный целиком, распростерся Туссэн; в его жирную щеку, прижатую к столу, воткнулась вилка. Кто-то выгнулся на стуле, запрокинув голову так сильно назад, что, казалось, должен был сломать шею; кто-то лежал на полу, вцепившись в судорогах в другого мертвеца; кто-то скрючился возле стены, словно пытался выпрыгнуть в нарисованное окно… Всего мы насчитали четырнадцать трупов, включая, кстати, двух васпов. И никто из них не умер легко. Их лица были перекошены гримасами жуткой муки, глаза выпучены и залиты кровью лопнувших сосудов; толстые негритянские губы, холеные испанские усы и надменные англосаксонские подбородки, а также дорогие костюмы и белоснежные скатерти были перемазаны кровавой рвотой, на штанах расплылись мокрые пятна; кто-то разодрал себе ногтями лицо так, что кожа свисала лоскутами, кто-то бился головой о стену, оставив кровавые потеки на видеообоях, кто-то глубоко вгрызся зубами в собственную руку, кто-то пытался перерезать горло осколком бутылки… Один даже умудрился выдавить себе глаз, свисавший теперь из окровавленной глазницы студенисто-багровой каплей. Я был рад, что носовые фильтры защищают меня от запахов; полагаю, вся эта блевотина, моча и кровь должны были образовывать особенно тошнотворную смесь с ароматами изысканной еды и разлитых по столам и по полу драгоценных вин.
— М-да, — произнес я, — кажется, я понимаю, почему тот парень на лестнице вышиб себе мозги.
— Думаю, он понял, что это за дрянь, — кивнула Миранда, — и знал, что спасения все равно нет. Хотя он получил меньшую дозу — там воздух все-таки смешивался с нормальным, уличным. А сюда шел только тот, что из вентиляции.
— И все это устроили мы, — пробормотал я. — Нет, я не сомневаюсь, что эти люди заслуживали смерти, и мы собирались их убить с самого начала. Но я не думал, что это будет так… грязно.