Но сама атмосфера переговоров говорит о многом.
Дмитрия слишком часто называли орудием польских планов, проводником католицизма.
О том, как было на самом деле, дает представление диалог с послами, об отношениях с католической церковью тоже есть документы.
Вот, например, оптимистические строки из письма папы Дмитрию:
«У тебя поле обширное: сади, сей, пожинай на нем, повсюду проводи источники благочестия, строй здания, которых верхи касались бы небес, воспользуйся удобностью места и, как второй Константин, первый утверди на нем римскую церковь!»
Однако в письмах с другой стороны, то есть Дмитрия, призывы папы остаются без отклика, и это несмотря на то, что Павел V оказывает московскому царю реальные услуги — признал цесарем и даже сформулировал новый московский титул по-латыни, убеждает признать титул и Сигизмунда, подталкивая короля к союзу с Дмитрием в интересах общехристианской борьбы с султаном.
Даже Костомаров считает, «что Дмитрий не думал исполнять тех обещаний иезуитам, которые он поневоле давал, будучи в Польше».
Да и сами иезуиты, как мы помним, «наложили на себя молчание, опасаясь москвитян».
И не зря.
Московитяне возбуждены.
Слухи один другого страшнее ползут по городу. За каждым опытная в интригах рука Шуйского.
Вот готовится праздничная воинская потеха. За Сретенскими воротами на лугу построен воинский деревянный городок. Его будут брать показательным приступом. Дело для Дмитрия обычное. Но тут же пущен слух, что царь хочет воспользоваться потехой, чтобы истребить, расстрелять из пушек прямо на лугу бояр, которые якобы мешают отдать московские земли Польше, а затем немедленно ввести латынство.
Слухи бередят души людей, и без того напуганных самоуверенным поведением гостей-«латынян», хотя, по меткому наблюдению одного историка, большая часть пришельцев была вовсе не католиками. Даже князья Вишневецкие, родичи Мнишека, исповедовали православие, так же как и многочисленная шляхта и челядь родом с украинских владений Польши…
Странные дни первой половины мая в Москве.
Готовится невиданная по пышности свадьба. И не одна.
Женится Шуйский! Да, уже помолвлен с молодой княжной Буйносовой-Ростовской. И эта свадьба политическая. За ней не просто старческая похоть, но и коварный расчет притупить бдительность. Ну какой молодожен заговорщик! Царь любит пиры, веселья, считает, что веселый, счастливый человек не опасен. Таким и старается показать себя коварный лицемер. На самом деле помолвка Шуйского — свадьба, разумеется, может состояться только после царской — зловещее соединение полезного с приятным, без помех обсуждаются созревшие кровавые планы.
И другой недавний воевода князь Мстиславский женится.
Вот уж разобрало князей! Свадьбы, свадьбы… Звон чаш и бокалов заглушает визг оттачиваемых клинков.
Восьмого мая, накануне пятницы и святого праздника Николина дня, вопреки церковному уставу и народному обычаю, назначена царская свадьба.
Каждая капля уже переполняет чашу, но Дмитрий счастливо ослеплен.
Торжества начались седьмого мая ночью…
Марина из Девичьего монастыря, где по традиции жила до свадьбы, приобщаясь к православным догматам, а по слухам развлекалась тайно с женихом и даже не постилась, при свете двухсот факелов переезжает во дворец.
Предстоят три торжественных обряда — окончательное обручение, венчание на царство и собственно свадебное венчание.
Такое на Руси невиданно. Особенно царское венчание невесты, что давало ей право, на которое до сих пор не покушались русские царицы, — занять престол в случае бездетного вдовства.
Обручение и свадьба в течение одних суток также впервые и не вызывает одобрения неприличной, с точки зрения русских людей, поспешностью.
Капля капает вслед за каплей…
Обручение происходит в Столовой палате.
Ввели Марину княгиня Мстиславская и отец, воевода Сендомирский. Дружки разносили сыры и ширинки, вышитые полотенца.
Вот какой запомнилась в этот день Марина: она в русском платье, красном, бархатном, с широкими рукавами, вся от венца до сафьяновых сапог усыпана алмазами, яхонтами, жемчугом.
Процессия между тем переходит в палату Грановитую.
Там — тоже новость! — установлено два трона.
К бракосочетающимся обращается Василий Шуйский:
— Наияснейшая Великая государыня, Цесарева Мария Юрьевна!
Волею божьей и непобедимого самодержца, цесаря и великого князя всея Руси ты избрана быть его супругой.
Вступи же на свой цесаревский маестат и властвуй вместе с государем над нами!