Потом где-то наверху зажигается слабый свет. Загудел и пошел лифт, освещая лестничные пролеты. Я поежилась и застегнула жакетку.
Отворилась дверь парадного, и вышел поэт. Я кинулась к нему.
— Ну как?
— Спать бы вам надо, вот что, — сказал он.
— Ну как?
— Что как? Все в порядке. Все-таки не в министры я вас устраиваю, а в коллекторы.
Я оглядываюсь по сторонам. Ветер. Пустой ночной двор. Пустые качалки, детские грибки-навесы.
— Скорей… — говорю я, — скорей. Может быть, еще успеем. Осталось два часа.
Он что-то хочет возразить, но я не слушаю и бегу со двора. Он догоняет меня на улице.
— Никуда вы не успеете. Мальчишество, — говорит он, — или как его… девчачество, что ли… Чушь какая-то.
Но я уже ничего не понимаю. Нетерпение меня охватывает, во мне какая-то космическая скорость, я уже в полете. Уличные часы показывают три. Приближается пустое такси. Поэт поднимает руку.
— Вам куда? — спрашивает водитель.
— До Внукова. Нам к самолету.
— Да что вы, гражданин! Обратно порожняком гнать. Тридцать километров. Праздники все же.
— Сколько в два конца? — спрашивает поэт, роясь в карманах.
— Рублей шестьдесят.
Он меня спрашивает:
— Вам непременно надо сегодня ехать?
Я киваю.
— Послушайте, — спрашиваю я, а сама почти реву. — Скажите, бывает любовь с первого взгляда?
— Понятно… — говорит он. — Да, повезло Володе…
И тут поэт достает двадцать рублей и мелочь. И тут водитель свистит и уезжает. И тут я понимаю, что деньги, на которые он мне сделал подарок, у него последние. У меня все холодеет и содрогается.
— Можно кому-нибудь продать туфли… — говорю я.
— А вы по шее не хотите получить?
— Нет, вы скажите… — говорю я.
— Стойте здесь, — говорит он. — Никуда не ходите. В случае чего — вон там стоит милиционер. Ждите меня.
Потом он ушел и пропадал больше получаса. Потом он вернулся и прикатил велосипед. Откуда он его взял, я не знаю. Четвертый час ночи.
Он снял плащ, свернул его и положил на багажник велосипеда. Потом провернул педаль и перекинул ногу через раму.
— Садитесь на багажник, — сказал он.
— Нет! — говорю я.
— Садитесь! — орет он.
Я усаживаюсь на багажник и свешиваю набок голые ноги, обутые в дорогие туфли-иголочки с кожаными цветками. Он нажимает на высокую педаль и вскакивает в седло. Господи, какая я была дура!
— Держитесь, вы, букашка, — говорит он. — Начинаем идиотский аттракцион… Поэт и его муза, или двойное сальто на велосипеде. Смертельный номер. Без сетки. Музыка играет медленный вальс…
Пустынная предпраздничная московская улица летит нам навстречу.
— Держитесь! — говорит он. — Крепче.
Я обхватываю его за талию.
— Я держусь… — говорю я.
Мчится велосипед.
Мчатся пустынные московские улицы, кое-где украшенные плакатами. Видно, что столица готовится к празднику.
Впереди возникают мерцающие стекляшки больших литер «МОСКВА». Открывается бесконечная перспектива Внуковского шоссе.
— Вы не замерзли? — спрашивает он.
— Пока нет.
— Ненормальная девица.
— Я нормальная, — говорю я.
…Он перестал вертеть педали.
Шоссе летело нам навстречу. Тень наша то, короткая, летела впереди велосипеда, то мчалась, длинная, когда мы удалялись от фонаря.
— Катя, — позвал он.
Помалкиваю.
— Катя… эй!..
— Что?
— Вы там не заснете случайно?
— Нет.
Видимо, голос у меня сонный. Потому что поэт жмет на тормоз. Велосипед замедляет ход и останавливается. Поэт упирается ногами в асфальт.
— Слезайте, — говорит он.
— Зачем?
Я слезаю. Поэт тоже. Я стою и хлопаю сонными глазами. Он берет с багажника свой плащ и перекидывает его на раму. Складывает его еще раз и делает из него подушку.
— Садитесь, — говорит он.
— Зачем вы это? Я не свалюсь. — Язык у меня заплетается.
— Живо!
Я усаживаюсь боком на раму. Поэт разгоняет велосипед и вскакивает в седло. Смотрит на часы.
— Полтора часа осталось, — говорит он. — Надо нажимать.
— Вы не думайте, — говорю я. — Я не сплю, я думаю.
— Катя, помолчите, — говорит он.
Он нажимает.
Я клюнула носом и толкнула его в грудь.
— Катя, — позвал он.
— А?
— Спите?
— Нет.
Небо над шоссе светлеет. Матовые фонари светят слабо. Влажное шоссе медленно ползет навстречу. Поэт устало крутит педали.
— Перекур, — сказал он.
Он соскакивает с велосипеда и помогает мне сойти. Отводит велосипед на обочину и кладет его в кювет. Я стою на шоссе и ежусь от утреннего холода.