Улицы в этот раз оказались безлюдными. Где-то далеко стреляли из ружей. Небо еще ниже наклонилось над сглотнувшим кровь городом, словно собиралось улечься на ночь на его крыши и кладбища.
Когда дошли до Немецкой, где Самсона и отца настигли казаки, впереди увидели две подводы и с десяток мужиков. На одну подводу уже подняли несколько убитых, но отец Самсона так и лежал на краю дороги. Только теперь он был босым — кто-то снял английские пуговичные ботинки.
Самсон наклонился к его телу, стараясь не смотреть на голову. Полез рукой под грудь, нащупал во внутреннем кармане пальто портмоне. Вытащил. Его пухлость несколько смутила и удивила. Сунул портмоне в карман куртки-френча и, поднявшись на ноги, оглянулся на подводы.
— Везти надо? — спросил мужик, державший лошадь пустой подводы под уздцы.
— Да, надо, — кивнул Самсон. И оглянулся на доктора.
— А который похоронный дом тут поближе? — спросил мужика доктор.
— Да к Гладбаху ближе всех! — ответил тот. — Деньги-то есть? Только не эти, не карбованцы!
— «Керенки» есть, — сказал доктор.
— Хорошо, — кивнул мужик. — Давайте помогу поднять, а то ж испачкаетесь!
Самсон посмотрел на свои грязные штаны и грязную куртку и одновременно с мужиком наклонился к телу отца.
Вторник 11 марта 1919 года стал днем, перечеркнувшим его прошлую жизнь.
Глава 2
— Пальто я бы вам советовал забрать, — сказал по-русски с польским акцентом приказчик похоронного дома. — В пальто не хоронят! Там оно не согреет. А вот на ноги надо бы!
Тело отца лежало в грубо сколоченном гробу. Голова, покрытая квадратом китайского лилового шелка, казалась целой. Работник похоронного дома перебинтовал ее, чтобы стянуть расколотые половинки черепа.
— А вот эта доска? — Самсон указал взглядом на боковину гроба, явно уже бывшую в ином употреблении.
— Вы знаете, у нас же своя лесопильня под Фастовом, но теперь туда не доехать, а если доехать, то не вернуться, — сказал приказчик. — Там, где не хватило доброго дерева, вставили из поваленного забора… Клиентов слишком много, столяра́ не успевают… Может, ваш отец мимо этого забора и ходил!
На обычно малолюдном Щекавицком кладбище в этот раз стоял уличный шум. И даже карканье сотни ворон, облюбовавших крону могучего дуба на старообрядческом участке, было не в состоянии этот шум заглушить. Шум, плач, сердитые, но все же траурные голоса доносились с края кладбища, со стороны обрыва. Самсон же находился в самом центре, стоял и наблюдал, как двое мужиков, найденных приказчиком, углубляли узкую яму между старыми могилами. Время от времени он отходил на пару шагов, чтобы выбрасываемая из ямы бурая земля не упала на ботинки.
— Глубже нельзя! — крикнул из ямы один. — Тут уже гробы!
Видимо, для подтверждения своих слов, он ударил лопатой по дереву, которое прозвучало в ответ глухо и жалобно.
Самсон заглянул вниз.
— А гроб станет?
— Если втиснуть, то станет! — ответили ему. — Может, чуть ужмется!
Справа выглядывало потемневшее ребро гроба мамы, похороненной тут пять лет назад. Она ушла следом за сестренкой Верочкой, заразившись от нее болезнью легких. Вот теперь и папа ляжет рядом, третьим, не оставив ему, Самсону, места в семейной могиле.
Взгляд поднялся на памятник — бетонное дерево с обрубленными ветками. С вырезанной надписью «Колечко Веруся, Колечко Зинаида Федоровна. Покойтесь с миром. От отца, мамы и брата».
Надпись смутила Самсона.
Мужики опустили гроб на веревках. Узкая, «ножная» его часть легко стала на дно могилы, верхняя же застряла на два фута выше.
Мужики лопатами подтесали бурую землю в тесном месте, и верхняя часть гроба опустилась на несколько вершков вниз.
— Дале сейчас не пойдет, — покачал головой мужик. — Но потом оно осядет! Оно всегда так! Всегда оседает!
Самсон кивнул. И почувствовал, как повязка сползает. Нашел на ощупь узелок бинта над отрубленным ухом, развязал, подтянул и связал кончики наново.
— Болит? — участливо спросил один из мужиков.
— Нет, — ответил Самсон. — Только ноет.
— Оно всегда так! — сказал мужик и с видом всепонимающего мудреца закивал непокрытой головой. После чего достал из кармана ватной куртки мятую клетчатую кепку и покрыл голову.
Получив расчет, мужики пошли к подводе. Самсон остался один. И тут из-за туч выглянуло солнце, и под его лучами словно притихло все на кладбище. Вороны замолчали. И со стороны обрыва никто не шумел и не плакал. Все притаилось и задержало дыхание. Все, кроме прохладного мартовского ветерка.