Сава рывком, довольно грубо отодвинул меня к стене и в одну секунду схватил зверя за загривок.
— Ах ты дрянь! — заорал он так, что у меня сердце в пятки ушло. — Сказано в человека превращаться, тварь! — Он приподнял голову медведя за шерсть и ударил его тяжёлым ботинком с железными набойками в челюсть.
Честно скажу, я зажмурился. Я уже говорил, что трусоват? Ну вот. Но зато всё слышал: Сава ещё несколько раз его ударил, а потом зверь начал трансформацию.
Вилли схватил меня за локоть — мои глаза открылись сами собой.
Глава 2. Кошечка
На уроках биологии мы видели кота нашего директора в аниме, видели его гомункула, но сам процесс трансформации можно было наблюдать только в учебных фильмах и на картинках. Считается, что звери не любят, когда люди видят их оборот, стесняются, что ли. Папа объяснял мне, что традиция хотя бы отворачиваться, когда видишь перекидывающегося оборотня, уходит корнями в древние представления о магии и всём таком, но я мало что понял. Одно ясно: оборотень, чью трансформацию ты видел, скорее всего, будет ненавидеть тебя.
В общем-то неудивительно. Это то ещё зрелище, надо сказать. Я открыл глаза, когда трансформация гризли уже шла вовсю. На нём практически не было кожи, кое-где ещё остававшаяся шерсть висела грязными клоками. Потом стали видны белые кости, сжимающиеся и разжимающиеся лёгкие за решёткой грудной клетки, которая становилась всё меньше. Сава всё это время держал медведя за холку, но постепенно она превратилась в шею довольно крупного почти человека. Зверь дёрнулся, вырвался из хватки и упал на бетонный пол. У Савы в горсти осталась жёлтая шерсть. Почему-то я запомнил этот яркий клок в чёрной защитной перчатке лучше всего.
Я покосился на Вилли, который так и не выпустил из рук мой локоть. Он стоял закрыв глаза, бледный как полотно. А Алёна так даже отвернулась! Получается, что зверь теперь будет ненавидеть Саву и… меня.
Я ещё раз посмотрел на гомункула. Из него, честно признаюсь, так себе человек получился. Он был большим, наверное не меньше Савы, с густой порослью рыжих волос не только на голове, но и на плечах, бёдрах и спине. Когда Сава поднял его, обессиленного переходом, бросил на кушетку и зафиксировал, стало видно, как непропорционально он сложён: ноги короткие и тонкие, а плечи и грудь широченные — они почти не помещались на лавке. Но больше всего меня поразило его лицо. Вроде бы оно было похоже на человеческое, очень некрасивое правда, но стоило приглядеться — и становилось понятно: не бывает у людей такого выступающего лба, таких широких скул. Ноздри его большого носа раздувались, а маленькие, глубоко посаженные глазки сверкали злобой. Гризли глубоко дышал, но теперь уже ясно, что не от усталости и перехода, а от ярости. Слева на скуле растекался широкий кровоподтёк от Савиного ботинка.
— Готово, док, — глухо сказал Сава, когда защёлкнул последний фиксатор, эластичная лента которого проходила через лоб, прямо над густыми бровями гризли.
Алёна подошла не сразу, и анализатор в её руках ходил ходуном.
— Температура немного повышенная, — сказала она со вздохом. — Но это может быть из-за стресса. — Тише, всё хорошо, — она обратилась к гризли, — я доктор, и я тебе помогу.
— От стресса, как же, — хмыкнул недовольно Сава. — От лютой злобы, док. Я в Красноярске службу проходил как раз в отстойнике, где таких, как этот, приводили в чувство. Тут или ты его сломаешь, или убьёшь, третьего не дано.
— У нас не дисциплинатор, Сава, — сказала Алёна, записывая показания анализатора в смарт. — И этот гризли — самый ценный экземпляр во всей партии. Если ты… если мы его угробим, нам Маргарита голову откусит.
При последнем слове гризли весь дёрнулся в путах, глухо зарычал. Мне показалось, если бы не фиксаторы, он бы действительно попытался Алёну цапнуть. Та вздрогнула и попятилась.
— Ну, ты, — пригрозил зверю Сава, — не рыпайся у меня, ценный экземпляр.
И он сплюнул на пол.
— Ладно, всё, я закончила. Не входи к нему без электрошокера, Сава. Через пару часов снимешь фиксаторы, хорошо? Пойдёмте, мальчики.