Первый гражданин. Тише, Амморей! Он, кажется, спит.
Амморей. Можно разбудить. Эй, Самсон!..
Первый гражданин (хватая за руку). Оставь. Не надо.
Второй гражданин. Не бойся, Ахузаф! Рабы спят крепко, а у этого израильского скота мертвый сон. Но здесь ли он? Тише…
Прислушиваются. Из ямы доносится тот же глухой сонный вздох и продолжительное бряцание цепи. И снова тихо.
Амморей (улыбаясь). Гремит цепью, точно собака.
Второй гражданин. Да. Теперь его часто берут отсюда, и яма всю ночь остается пуста.
Амморей. Куда берут?
Второй гражданин. А мы разве знаем? Нам ничего не говорят.
Первый гражданин. Да, да, мне это не нравится. Мне многое не нравится из того, что я вижу и слышу.
Амморей (с легкой усмешкой). Прежде было лучше, почтенный Ахузаф?
Первый гражданин. Лучше.
Второй гражданин (осторожно). Я думаю, что царь Рефаим слишком стар. Ему восемьдесят два года, как и мне. Трудно в наши годы бороться с молодым. Ахимелек юн и доверчив, у него злые советники.
Первый гражданин. Да, худо, худо.
Амморей. А мне двадцать четыре года, и я бы хотел мечом сразиться с Самсоном. Вы качаете головами?
Первый гражданин. Да, худо, худо. Ты молод, Амморей, ты долго был на чужбине, и ты стал почти чужим нашему народу.
Амморей. Это неправда!
Первый гражданин. Да, да, Амморей, ты молод и отважен, как и внук нашего мудрого Рефаима, прекрасный, как солнце, но безумный Ахимелек…
Амморей. Кто смеет называть царевича безумным?
Второй гражданин. А кто смеет кричать, когда старцы не повышают голоса? Или так делается в Ниневии?
Амморей. Прости, Одоллам. Но я не понимаю…
Первый гражданин. Да, да, ты многого не понимаешь. Ты хочешь сразиться с Самсоном мечом, а он и меча никогда не носил, этот князь нищих, этот злой бес, буйный ветер из пустыни!
Амморей. Но как же он убивал мужей филистимских? Я слыхал: он их много побил.
Первый гражданин. Да, много. Не счесть. Он убил их гневом.
Амморей. Гневом? Я не понимаю, или вы шутите: как можно убить гневом?
Первый гражданин. Ты молод, Амморей.
Второй гражданин. Против меча есть меч, а что есть против волшебства и злых волхвований? Ты молод, Амморей.
Амморей (насмешливо). Но Дагон стар. Или израильский бог сильнее Дагона?
Первый гражданин. А кто теперь почитает Дагона? – не ты ли, ниневиец?
Вдали веселое пение, звуки гуслей и тимпана.
Второй гражданин. Наш прекрасный Аскалон, нет города на земле прекраснее его! Восемьдесят лет топчу ногой я эти камни, и смотрю на эту луну, и слушаю песни наших юношей и дев, и молюсь великому Дагону. Был я молод и пел сам, теперь я стар и слушаю других, а в старом сердце все радость и любовь. Светлая богиня Иштар, будь защитой твоему Аскалону, спаси его от злых и темных чар, пожалей прекрасных дев, славящих тебя так сладко!
Первый гражданин. Да, худо, худо. Пока чародей в яме, мы спим спокойно; но вот опустеет яма…
Амморей. И это сонное животное, и этого ощипанного женщинами петуха ты называешь чародеем? Я не знаю, что с вами, мои почтенные учителя. Сегодня праздник в Аскалоне, я шел на пир к Гефторе, куда зван, но вы привели меня сюда – слушать, как храпит израильский пес; теперь вы хотите, чтобы я боялся его… я, Амморей, – военачальник! Лучше я продолжу путь мой к Гефторе и музыкой потешу мой слух, упьюсь вином и любовью, а не страхами перед нестрашным.
Первый гражданин. Да, да, потише, Амморей. Мои трое сыновей пали от руки этого ощипанного петуха.
Амморей (смущенно). Я этого не знал, почтенный Ахузаф. Но ночь так прекрасна, и мне так хочется веселья…
Второй гражданин. Тише. Слушай!.. Тише!
В уличке слышится громкое и равномерное постукивание деревянного посоха. Приближается.