Тем временем рассвело, и Додж, Каффенбург и Брэкен, позавтракав, с комфортом доехали до международного железнодорожного вокзала и устроились в курильне, но не успели они реализовать свои намеренья, как вошел капитан Хьюз и арестовал Доджа. Удивление последнего можно оценить, если учесть, что с того момента, как они покинули Хьюстон, они понятия не имели о том, что за ними следят, и считали, что полностью обманули Джесси и его помощников.
Пока Джесси гонялся за Доджем по пустыне, его адвокаты не сидели сложа руки и получили в Остине еще один ордер на экстрадицию от губернатора Лэнхема, который, получив известие об аресте, немедленно телеграфировал капитану Хьюзу, чтобы тот взял на себя ответственность за арестованного и передал его в руки Нью-Йоркского офицера, который должен был доставить его в Нью-Йорк.
Теперь началась такая судебная тяжба, какой никогда не знал штат Техас. Хаммеля загнали в последнюю канаву, и он отчаянно боролся за жизнь. Через Каффенбург он сразу же подал прошение о новом постановлении “Хабеас корпус” в графстве Нуэсес и нанял адвоката в Корпус-Кристи, чтобы помочь в борьбе за освобождение заключенного. Именно так, как и предполагал Хаммель, шериф Райт из Нуэсеса въехал в Элис и потребовал пленника у капитана Хьюза. Но этого Хаммель НЕ ожидал, капитан Хьюз отказался выдать пленника и велел шерифу Райту идти к … ту, он сказал ему, что намерен выполнить приказ своего главнокомандующего, губернатора Техаса.
20 февраля Хаммель через Каффенбурга попытался получить еще одно предписание “Хабеас корпус” в графстве Би, и тут же к с жужжанием к Хьюзу примчался шериф графства Би и потребовал Доджа, но Хьюз ответил ему так же, как и Райту.
Возбуждение в Элис достигло такой степени, что судья Бернс из федерального суда в Хьюстоне приказал маршалу Соединенных Штатов Джону Ванну из Элис взять на себя ответственность за арестованного. Однако неукротимый Хьюз обращал на Маршала Соединенных Штатов не больше внимания, чем на местных предводителей. Но ситуация была настолько щекотливой, и столкновение властей могло так легко привести к кровопролитию, что в конце концов все стороны согласились, что лучше всего будет вернуть заключенного в Хьюстон под совместную опеку капитана рейнджеров Хьюза и Маршала Соединенных Штатов.
Джесси через своего адвоката, в надлежащем порядке, подал прошение о лишении Доджа залога и заключении его под стражу, но адвокаты Хаммела в конце концов убедили суд, под предлогом того, что заключение Доджа в тюрьму повредит его и без того сильно ослабленному здоровью, разрешить заключенному выйти на свободу по значительно увеличенному залогу, тем не менее ограничив его передвижение в округе Харрис, штат Техас.
Хотя Джесси до сих пор вел победоносную войну, он был на пределе своих возможностей в том, что касалось выдачи заключенного, поскольку Додж теперь был на свободе, ожидая решения по окружного апелляционного суда Соединенных Штатов делу “Хабеас корпус” в Форт-Уэрте и Верховного суда Соединенных Штатов в Вашингтоне. Но ему было приказано доставить Доджа обратно в Нью-Йорк. Поэтому с помощью новых людей, присланных с севера, он начал еще более тщательное наблюдение за арестованным, чем когда-либо прежде, днем и ночью.
Тем временем Каффенбург отбыл в Нью-Йорк, спасаясь от гнева судьи Бернса, который вызвал его в суд за неуважение к Федеральному суду на том основании, что он вынудил Доджа попытаться нарушить свои обязательства. На смену буйному Каффенбургу был послан другой сотрудник знаменитой юридической фирмы "Хоу и Хаммел", Дэвид Мэй, человек совершенно иного склада. Мэй был таким же мягким, как июньский день,—настолько же вежливым, насколько Каффенбург был дерзким. Он впорхнул в Хьюстон, как белый голубь мира, с пресловутой оливковой ветвью во рту. Отныне тактика, применявшаяся представителями Гуммеля, была в высшей степени примирительной. Господин Мэй, однако, недолго оставался в Хьюстоне, поскольку было очевидно, что ни одна из сторон ничего не может сделать до решения суда, и в любом случае Додж был в изобилии снабжен местными адвокатами. Теперь пришло время, когда Хаммел, должно быть, почувствовал, что судьба против него и что двадцатилетний срок в тюрьме штата стал реальной возможностью даже для него.