Паттерсон кивнул, ничего не говоря поднялся со своего места и подошёл к трубке.
— Как я понимаю, вопросов задавать не следует? — покорным тоном произнёс Джемисон.
— Правильно понимаете, сэр. Извините, что испортил вам ленч.
— Как всегда... тактика напролом? — спросил Синклер.
— Другого выхода нет. Он угрожает потопить нас.
— Он ещё не то заговорит, когда увидит, что мы направляемся прямо к нему, — сказал Джемисон. — Наверняка он скажет, что на борту «Сан-Андреаса» одни чокнутые.
— Если он это скажет, может быть, он и прав.
Боцман уже повернулся, чтобы уйти, как его задержал Ульбрихт.
— Я тоже пойду с вами.
— Не надо, лейтенант. Я не верю, что наш новый знакомый собирается нас потопить, но попытку остановить нас он сделает. Главной целью, я в этом уверен, будет мостик. Вы хотите пустить насмарку всю ту хорошую работу, что проделали доктор Синклер и медицинский персонал, чтобы вас опять шили и бинтовали? He будьте эгоистом. Маргарет!
— Вы остаетесь здесь, Карл Ульбрихт.
Ульбрихт зарычал, пожал плечами, улыбнулся и остался на своём месте.
Когда Маккиннон поднялся на мостик, «Сан-Андреас» на полном ходу начал разворачиваться на правый борт. Нейсбай обернулся, когда Маккиннон входил в рубку.
— Беритесь за штурвал, Арчи. Он сигналит.
Нейсбай передвинулся к правому борту. Кто-то у боевой рубки подводной лодки действительно пользовался сигнальной лампой, но передача послания происходила очень медленно. Скорее всего, передающий, решил Маккиннон, не знает английского языка и сигналит букву за буквой. Перед боевой рубкой трое матросов сгрудились у боевого орудия, которое, судя по всему, было нацелено прямо на них. Передача послания прекратилась.
— Что он сказал, Джордж?
— Вернитесь на свой курс. Остановитесь — или я стреляю.
— Передайте ему, что мы — госпитальное судно, и напомните о Женевской конвенции.
— Он не обратит на это внимания.
— Тем не менее, посылайте. Отвлеките его. Дайте нам время. По правилам ведения военных действий, в человека никогда не стреляют, если он говорит.
Нейсбай начал сигналить, но тут же вскочил обратно на мостик.
Раздался пушечный выстрел. Снаряд разорвался внутри надстройки. Нейсбай укоризненно посмотрел на боцмана.
— Вы сами играете не по правилам, Арчи.
— Куда он попал?
Нейсбай вышел на правый борт, посмотрел ниже и в сторону кормы.
— В матросский камбуз, — сказал он. — Точнее, в то, что им когда-то было. Конечно, там не было ни души.
— Конечно, они не в это целились, можете быть уверены. Сила ветра в четыре балла для нас ничего не значит, но она делает весьма неустойчивым пушечное основание субмарины. Мне это ужасно не нравится, Джордж, потому; что они могут попасть куда угодно, только не туда, куда целятся.
Будем надеяться, что в следующий раз снаряд пролетит мимо нас и на таком же расстоянии, только не ниже, а выше.
Следующий снаряд пролетел прямо через мостик. Он пролетел через первое окно по правому борту, прошёл через металлический лист, отделявший мостик от того, что некогда было радиорубкой, и разорвался там. Взрывной волной вышибло дверь, которая влетела на мостик, и шарахнуло обоих мужчин. Маккиннон налетел на штурвал, а Нейсбай — на небольшой стол для навигационных карт. К счастью, остроконечные осколки полетели в другую сторону, и никто из них не пострадал.
— Они делают прогресс, Арчи, — произнёс Нейсбай, когда наконец смог отдышаться.
— Это случайность.
«Сан-Андреас», надстройка которого дико вибрировала, поскольку генераторы работали на полных оборотах, продолжал нестись прямо на боевую рубку подводной лодки, которая, правда, была ещё на довольно значительном расстоянии — более чем в одной миле. — Следующий снаряд пронесся недалеко от капитанского мостика.
Третий снаряд действительно пронесся мимо судна и упал, не разорвавшись, в море в сотне ярдов от кормы «Сан-Андреаса».
Следующий снаряд попал в носовую часть. Где он разорвался, сказать было невозможно, — с мостика этого не было видно. Послышался грохот якорной цепи: один из носовых якорей стал опускаться на дно Норвежского моря. Грохот этот прекратился так же резко, как и начался. С якорем, вне всякого сомнения, вырвало и якорный замок.
— Невелика потеря, — заметил Нейсбай.
— Да, действительно, кого волнует якорь? Вопрос в другом: нет ли у нас пробоины.
Ещё один снаряд угодил в носовую часть, и на этот раз не было сомнения, что он попал в полубак на палубе, с левого борта.
— Есть у нас пробоина или нет, — заметил Нейсбай, — сейчас не время выяснять, тем более, что они стреляют по носовой части. Мы все ближе к ним, поэтому выстрелы их становятся более точными. А целятся они, по всей видимости, в ватерлинию. Вряд ли они стремятся потопить нас. И откуда они могут знать, что у нас есть золото.
— Понятия не имею, что им известно. Может, они действительно знают, что у нас золото. Можно подумать, что золото, побитое шрапнелью, от этого перестанет быть золотом. В любом случае, мы должны быть благодарны судьбе. Под таким углом, под которым мы находимся по отношению друг к другу, невозможно попасть в район госпиталя.
Следующий снаряд разорвался в носовой части, почти в том же самом месте, что и предыдущий, правда, чуть выше.
— Там же находится плотницкая мастерская, — рассеянно заметил Нейсбай. — Я, кстати, тоже об этом подумал.
— Фергюсон и Керран были в столовой, когда вы уходили?
— Я вот как раз и пытаюсь вспомнить. Не могу вспомнить, видел я их или нет, но это отнюдь не значит, что их там не было. Это такая парочка, что будут жевать ленч целый час. Нужно было предупредить их.
— У вас на это не было времени.
— Я мог послать человека к ним. Я полагал, что они сконцентрируют весь огонь на мостике, но послать человека к ним я все же мог. Моя вина. Просчет.
Он помолчал, внимательно посмотрел, что делается на море, и сказал:
— Кажется, они поворачивают обратно, Джордж.
Нейсбай посмотрел в бинокль.
— Точно. На мостике какой-то человек, капитан или кто-то другой, с рупором в руке. Ага! Боевой расчет возится с пушкой, а теперь они выстраиваются. Что это может значить, Арчи?
— Ну, если в боевой рубке никого нет, а боевой расчет спускается в люк, то это может означать только то, что вы думаете. Пузырьки на поверхности видно?
— Нет. Хотя минутку. Да. Да, много.
— Продувают балластный отсек.
— Но мы в миле от них.
— Капитан решил не рисковать, и я его прекрасно понимаю. Этот не такой клоун, как Клаусен.
В течение нескольких минут они молча следили за происходящим.
Немецкая подводная лодка была уже под углом в 45 градусов. Вскоре она исчезла.
— Беритесь за штурвал, Джордж. Свяжитесь со старшим механиком, скажите ему о том, что произошло, и попросите сбросить ход до нормальной скорости. Затем возвращаемся на курс, которым следовали. А я схожу посмотрю, нет ли какой пробоины в носовой части.
Нейсбай смотрел вслед удаляющемуся боцману, прекрасно понимая, что не пробоина его в первую очередь волновала, что он отправился посмотреть, не решили ли Керран и Фергюсон на этот раз пропустить ленч.
Маккиннон вернулся минут через десять. В руке у него была бутылка виски и два стакана. Ни тени улыбки на лице.
— Им не повезло? — спросил Нейсбай.
— Судьба отвернулась от них, Джордж. Так же как и я отвернулся.
— Арчи, прекратите. Хватит винить себя. Сделанного не воротишь. — Джанет перехватила его, когда он вошёл в столовую. Он спустился вниз вместе с Нейсбаем, оставив за штурвалом Трента, а Джонса и Макгигана в качестве дозорных. Она отвела его в сторону. — Я понимаю, что это банально, бессмысленно, если хотите, но мёртвых не вернешь.
— Это верно, безрадостно улыбнулся боцман. А если уж говорить о мёртвых, а о покойниках, как известно, плохо не отзываются, это была ещё та парочка! Но оба они были женаты, у обоих были дочери. Что они подумают, если узнают, что любезный боцман в своём стремлении дорваться до немецкой подводной лодки совершенно забыл об их мужьях? .
— Лучше будет, если вы забудете о них. Я знаю, это звучит жестоко, но пусть мёртвые хоронят мертвецов. Мы — живые. Когда я говорю «мы», я говорю не о вас, я говорю обо всех, кто находится на борту, включая себя. Ваша обязанность — жить ради живущих. Неужели вы не понимаете, что жизнь каждого человека, на этом судне, вплоть до капитана, зависит от вас? Именно от вас зависит, доберемся мы домой или нет.