Меня грубо толкнули. Я повалилась на землю и какое-то время лишь краем глаза видела движение, совершенно не разделяя объектов, а лишь понимая, что что-то движется, быстро, резко и невероятно тихо. Я обернулась - мне казалось, что у меня контузия, ну или, по крайней мере, она должна выглядеть именно так, потому что картинка была без звука. И лишь несколько мгновений спустя, я поняла, что собака врезалась в гору грязной одежды. С размаху и вдребезги. А потом, с каким-то странным запозданием пришел звук, и я услышала грохот, с которым налетели друг на друга два тела. Резкий лай, хриплый человеческий возглас, собачий рык, громкий пронзительный визг и... тишина. Тяжелые вдохи и выдохи в ночном воздухе, то ли мои, то ли каннибала, и полнейшее бездействие. Резкий стопор и штиль оглушили меня еще сильнее, чем страх и движение. С распахнутыми глазами и ртом я елозила взглядом по человеку, стоящему передо мной и собаке, лежащей на земле. Её нижняя челюсть странно вывернулась и лежала под неестественным углом по отношению к голове, но дело было главным образом не в челюсти - глаза собаки безжизненными стеклянными шариками уставились прямо на меня, уже ничего не видя. Пес был мертв.
Я подняла глаза и уставилась на сумасшедшего. Тот повернулся и осмотрел на меня. Тяжелое дыхание выходило из него с какими-то хрипами и бульканьем. Глаза его смотрели на меня, как будто увидели впервые. Он шагнул ко мне - я взвыла, закрывая руками голову.
- Не на-до, - просипел он и остановился в шаге от меня. - Не кри-чи, - слова вылетали из него как дроби - не слитно, а отдельными слогами - он словно выплевывал их, будто каждая сказанная буква давалась ему с огромным трудом. - У-слы-шат. Не кри-чи.
Я убрала трясущиеся руки и подняла голову. Меня колотило, лихорадило, я никак не могла закрыть рот и жалобно скулила, сквозь кулаки прижатые ко рту. Каннибал резко крикнул:
- Тихо!
И я заткнулась. Звук навсегда застрял в моем горле, и на тот момент я была совершенно уверена, что больше не заговорю никогда. Тут он так же жутко, как и тогда на стоянке, вытянул вверх шею, натянул губы в неестественном оскале и просипел:
- Я тебя вы-ве-ду.
***
С волос Максима капала вода, и его тяжелое дыхание с яростью входило и выходило из легких. Он уперся ладонями в колени и исподлобья смотрел на поднимающийся к небу дым, который застелил собой все вокруг и резал глаза. Белка сидел прямо на бетоне. Он полностью протрезвел и теперь озадаченно смотрел на бочки, которые стояли рядом с обуглившимися кусками металла. По нелепому и на редкость удачному стечению обстоятельств, остальные бочки не взорвались. Может, потому, что вовремя успели, может, потому, что их занесло песком и грязью. Но факт остается фактом - из двух десятков бочек с отработкой на воздух взлетели только пять. Блоха все еще поливал из брандспойта сгоревшие и соседствующие с ними бочки, но теперь уже, чтобы просто успокоить душу. Странно смотрелся этот низкорослый мальчишка с работающим на всю мощность пожарным рукавом, который бил на всю мощность и, казалось бы, должен был смести его с ног. Но парень будто врос в землю и без суеты лил воду, которая смешивалась с грязью, песком, мусором и текла по бетонной дороге грязными ручьями. Хорошо, что им удалось справиться с огнем самостоятельно, не привлекая посторонних лиц в их маленький оазис веселья и радости. И это, пожалуй, единственный плюс во всей этой ситуации.
Максим выпрямился и, посмотрев на Блоху, крикнул, чтобы тот закруглялся. Блоха кивнул и вырубил подачу воды. Стало тихо, и на фоне этой тишины слишком громким был лязг закрываемого гидранта и шелест собираемого рукава пожарного шланга. Пока Блоха и Белка, мокрые до костей, абсолютно трезвые и оттого злые, как черти, приводили пепелище в порядок, Максим устало пересек широкую бетонную дорогу и подошел к связанному человеку, лежащему прямо на земле. Лицо в крови и синяках распухло и черты его угадывались с большим трудом. Но это и не требовалось, потому как для следующего акта оно не имеет ровно никакого значения.
- Что у тебя было? Зажигалка, спички?
Человек молчал, громко сопя через разбитый нос.