Но не теперь.
Теперь, когда я смотрела на пухлое личико, милое и по-детски нежное, на пышные руки и пальцы, похожие на кукольные, когда она стояла в шаге от меня, и от неё приятно пахло выпечкой и какой-то туалетной водой (дешевенькой), я не смогла сдержать слез. Мое лицо скривилось, ладони снова прилипли ко рту и из-за них послышался приглушенный вой.
- Господи, ты, Боже мой... - сказала она.
А затем обняла.
Вот так просто шагнула ко мне, протянула руки и обняла. Мне стало так хорошо - я вцепилась в неё, словно знала всю жизнь, словно вот так вот - в её объятиях - я переживала самые тяжелые моменты сотни тысяч раз. Словно так было всегда. И под её руками тело мое согревалось, от её тепла кровь перестала стыть в жилах, от её голоса - теплого, доброго - отступал страх. Я рыдала на плече у женщины, имя которой никогда не трудилась запомнить, и была благодарна ей от всего запуганного сердца.
Она позвала меня пить кофе, и я согласилась.
Я просидела у неё два часа.
За все это время мы ни сказали друг другу ни слова. Она ни о чем не спрашивала, не бросала косые взгляды, не делала многозначительного выражения лица. Она просто готовила ужин мужу и детям. Я просто сидела на кухне, на жутко неудобной табуретке с кружкой кофе, зажатой в ладонях, и смотрела, как она готовит, моет, чистит, убирает. И мне становилось легче. Мне, на самом деле, становилось легче.
Какая же ты, жизнь, все-таки странная дама.
Я была в полиции, и вот тут-то, пожалуй, и произошло самое удивительное.
Я написала заявление об избиении, о том, что произошло со мной в санатории «Сказка», что там произошло убийство, и не одно. Но в местном отделении полиции мое заявление не приняли. В общем-то, это нормальная практика, если речь идет о психах и извращенцах, пишущих о похищении их кота инопланетянами из соседней квартиры, или о пропаже мужа-алкоголика - третьем на этой неделе. Но само слово «убийство», фигурирующее в заявлении, не оставляет сотрудникам выбора - они обязаны принять его и выслушать меня, даже если окажется, что я написала его, одновременно приняв «на грудь», обкурившись и оборжавшись всеми известными человечеству наркотиками. Обязаны.
Но этого не случилось.
Тихо, без истерик, я потребовала начальника отделения. Через десять минут я сидела на стуле в его кабинете, глядя на круглолицего, бритого наголо, мужчину средних лет, с внушительным животиком и болезненно-красным цветом лица.
- Марина Владимировна, - сказал он, хмуро глядя на меня из-под густых бровей. - Давайте мы с вами заберем заявление.
- «Мы» не будем этого делать.
Он тяжело вздохнул, затем взял бумагу, которую я положила на стол, и бегло пробежался по ней взглядом. Затем он поднялся из-за стола и подошел к сканеру. Открыл крышку, отсканировал документ, и, подойдя к огромному стеллажу с папками, достал одну из них. С ней он снова сел за стол и вернул мне мое заявление. Я посмотрела на бумагу, которая снова вернулась ко мне, хотя должна была быть принята, отмечена в журнале приема заявлений, получить «входящий» номер и уйти в работу.
- Что это значит? - негодующе спросила я. Весь этот маскарад начал меня утомлять - он даже не попытался сделать вид, рвущегося к работе сотрудника, объятого жаждой правосудия.
Он тяжело вздохнул, открыл папку и достал оттуда документ, протянул его мне и сказал:
- Читайте.
Это был приказ. Я не юрист и многое из того, что там было написано, осталось для меня загадкой, но в общем и целом, суть сводилась к тому, что все дела, касающиеся санатория «Сказка», немедленно перенаправляются в вышестоящую инстанцию, где рассматриваются и либо принимаются, либо - нет.
- Я извещу вас о результатах, как только они будут, - сказал он, забирая бумагу. - Всего хорошего.
- Погодите, погодите! - возмутилась я. - Когда будут результаты? Сколько их ждать?
- От трех до двенадцати месяцев.
- Вы издеваетесь? Год только на то, чтобы рассмотреть мое заявление?
Мужчина кивнул и его тяжелый взгляд равнодушно уставился на меня. Я смотрела на него и никак не могла понять, что творится. Что происходит? Что это за чушь собачья?
- Там человека убили, - зашипела я, глядя ему в глаза. - Одного забили битой насмерть, другую - изнасиловали. Она умерла от потери крови. Ей все раскурочили между ног! Понимаете?
Внезапно он ожил и гаркнул на меня так, что зазвенела кружка на столе:
- От меня-то вы что хотите? Документ видите?