- У тебя ведь никого не было после меня... Соскучилась?
- Нет, - шептала я, чувствуя, как сладкая патока предвкушения, растекается по моему телу.
Он запускает руку между ног, обращаясь с моим телом, как со своим, словно оно - продолжение его самого, и оказывается внутри меня, слыша мой тихий стон над его ухом.
- А говоришь, не соскучилась...
Тело не умеет врать, желание не умеет прятаться, вожделению нет нужды выдавать себя за ненависть. Он развязывает халат, обнажая мои самые сокровенные желания, заставляя меня забыть о том, какой же он страшный человек. И когда он поднимает глаза, я смотрю в них и вижу себя - податливую, горячую, сладкую, пряную. Он касается моих губ, он целует меня, пробуя на вкус мои страхи и сомнения. Я не знаю, как поступать правильно - ты мне скажи, что правильно, а что - нет. Я поверю тебе, как верит моё тело. Оно не знает, что ты искалечен, оно чувствует лишь, как ты прикасаешься к моей груди, как горячи, как нежны твои руки. Расскажи мне небылицы о том, как я нужна тебе, и я поверю. Слушай, как стонет под твоими руками мое тело, как слушается тебя моя страсть, как она льнет к твоим губам, рукам, как обжигает языками пламени твое тело. Чувствуй, как я таю в твоих руках, становясь прозрачной и гибкой. Как я становлюсь смиренной.
Смиренно и послушно.
Я принимаю тебя таким, какой ты есть.
***
За окном - предрассветные сумерки. Вся комната залита серым, делая мир плоским, создавая кругом тишину из цвета, словно весь мир стал глухим - мир нас не слышит и не видит. Мы обманули его, мы спрятались от него в темноте, и пока она не ушла, у нас еще есть немного времени. Комната пропахла сексом, наши тела пахнут друг другом и во тьме ночи мы уже привыкли ориентироваться по карте тела - его рука знает наизусть мою левую грудь, его губы - правую, а я могу по памяти нарисовать рельеф его рук. Какие они красивые, какие они нежные и жадные. Им все время хочется прикасаться ко мне - гладить, ласкать, изучать. Для них нет запретного, недозволенного, постыдного или грязного. Они воспринимают меня, как свою собственность и делают все, что хотят. И именно это в них самое прекрасное.
Он лежит на животе и делает вид, что спит. Я перевернулась - тихо, аккуратно, чтобы не спугнуть шаткое равновесие на границе ночи и дня. Вдруг, он и правда спит? Села, склонилась над его спиной, рассматривая правую лопатку. От одного вида мурашки бегут по спине, но мне не противно - мне больно смотреть.
«И началась самая увлекательная из охот...» - татуировка заканчивалась там, где брала начало правая лопатка, а под ней - исковерканное тело, изувеченная кожа, иссеченная глубокими, рваными порезами, которые складывались в жуткое окончание фразы, которую мне уже не забыть никогда.
«...охота на человека»
Эти три слова были вырезаны на молодой спине, чем-то похожим на охотничий нож с толстым лезвием и зазубренными краями.
- Как видишь, мое тело тоже далеко от идеала, - он поднял голову и посмотрел на меня. Я опустила глаза, словно меня застукали за чем-то развратным. Словно бы вся эта ночь не захлебывалась в разврате и нежности. Он улыбнулся, повернулся на бок, и, взяв меня за руку, притянул к себе. Я легла на подушку, прямо перед ним и он снова прильнул губами к моему правому соску.
- Подожди... - сказала я, пытаясь оторвать его от себя, но он тихонько сжал зубы, ровно настолько, чтобы я забыла на сотые доли секунды, о чем собиралась спросить. Я засмеялась. - Ну, постой...
- Я хочу тебя, - пробубнил он, не выпуская моей груди изо рта.
Я посмотрела вниз и улыбнулась:
- Я вижу. Расскажи мне.
- Лучше я еще раз поимею тебя.
- Какое пошлое слово.
Он оторвался от меня и вопросительно поднял брови:
- Поиметь?
Я кивнула.
- Оно не пошлое. Это люди зачем-то сделали его пошлым и измазали своими грязными языками. На самом деле ничего пошлого в нем нет - я имею тебя, я делаю тебя своей. Это акт завоевания. По мне так звучит прекрасно.
- Да, пожалуй, - согласилась я.
- Так что иди сюда, - сказал он, залезая на меня.
- Нет, нет! Расскажи.
Он остановился на полпути:
- Это обязательно?
- А раздвигать перед тобой ноги было обязательным?
Он довольно улыбнулся, сверкая жемчужинами зубов:
- Обязательно.
- Значит, это тоже обязательно.
- Если ты обещаешь потом раздвинуть ноги.
Я засмеялась. Мне нравилось такое общение - предельно откровенное, нарочито грязное. Но каждое грязное словечко, каждое развратное движение тела источало столько нежности, сколько не давал мне ни один из моих любовников.
- Обещаю.
- Ладно, - кивнул он, ложась рядом со мной. - Что именно ты хочешь узнать?