Подъём, по-моему, отнял на порядок больше времени и усилий, нежели спуск в погребальный зал. Мы чаще останавливались, отдыхали. Иногда сестра окликала меня, спрашивая о том, сколько ещё ползти, мы перебрасывались односложными фразами. Говорить мне не хотелось, устал слишком. Переход изматывал колоссально. Вскоре все предположения и планы спасения вытеснило из головы желание побыстрее достичь главного туннеля.
Утомительный переход завершился нашим облегчённым вздохом. Мы встали на четвереньки, разминая затёкшие конечности, сестрёнка изобразила подобие скрюченного двуногого динозавра. После короткой передышки, измученные, двинулись по второй трубе наверх. Крутой подъём вынуждал страховаться, упираясь ногами и руками о стенки лаза. Возвращение из погребального зала казалось нам сущим мучением, путешествие же по этому ответвлению обратилось кошмаром. Единственное утешение в исчезновении чувства холода. Нам стало жарко и душно. Едкий пот заливал глаза, струился по телу, отчего футболка прилипла к коже. Бывало, шахта устремлялась вверх почти под прямым углом, и тогда, сдирая колени и стирая одежду вместе с кожей на спинах, приходилось карабкаться до следующего поворота. Границы реальности растворялись в метающемся луче света и разливающейся по каждой мышце тяжести. Будто бы видишь ужасный сон, и никак не можешь проснуться. На одной из остановок Лилька поделилась опасением, что происходящее ей снится. Ей казалось, она на самом деле спит дома, в нашей квартире. Я убеждал её в обратном, в качестве доказательства собственной правоты приводя боль. Спящий не чувствует боли, а у меня ломит кости, саднит мускулы. Плюс ко всему, руки и ноги от перенапряжения дрожали.
Неожиданность поджидала нас за поворотом.
Тупик, возникший передо мною, хоронил надежды на спасение. Каменные блоки сантиметров по тридцать.
— Саша, чего там?
Я молча таращился на преграду, самую несправедливую и обидную в жизни, и не хотел верить, что умру с сестрёнкой здесь, в неизвестном замурованном склепе. Лилька повторила вопрос, сопроводив его тычком. Мол, чего молчишь?
Нет, мы выживем. Будет нужно, зубами разгрызу путь к спасению. Пусть стены толсты, всё равно они ограничены. Запасусь терпением, распределю пищу и воду на мизерные порции, дабы хватило подольше, и проскребу дыру в стене. Разрушу её к чертям собачьим!
— Подожди, Лиль, — лезвие перочинного ножа прочертило глубокую борозду во влажном растворе меж камней, из-под клинка посыпался песок.
Действует! Отсыревший раствор поддаётся, не то, что в склепе.
Последующие минут десять пролетели в долблении кладки. Сестрёнка притихла, сообразив, чем занимается старший брат. Неохотно каменный блок освобождался от скрепляющего его с соседними камнями раствора. Я вычищал песок, глину, расширяя щели, пока лезвие не стало без помех ходить в прорехах. Тогда, аккуратно поддев ножом краешек камня, принялся расшатывать его. Миллиметр за миллиметром каменюка выдвигалась из стены.
— Лиль, подвинься, пожалуйста, — попросил я, отползая.
Каменный блок гулко вывалился, образовав прямоугольное отверстие, сквозь которое повеяло прохладным воздухом. Запахло прелой листвой, гнилью и озоном. Вырвавшийся из нашего лаза луч наткнулся на копию шахтной стенки. Те же белесые солёные камни, та же теснота вентиляционного хода, и только циркулирующий воздух доказывал, что за перегородкой, совсем другая шахта. Там нет мертвенной затхлости склепа, там гуляет ветер. Там жизнь.
Остатки преграды, перегораживающей шахту, были сметены и раскиданы по трубе. Мы буквально просочились через завал, поминутно чихая и кашляя от скопившейся пыли, пролезли по мусору к своего рода перекрёстку. Ход делился на четыре рукава, тянущиеся вверх, вправо, влево и к замурованной части. Впрочем, выбирать не довелось. Луч фонаря пронзал глиняную решётку справа.
От особо сильного толчка глина распалась и выпала. За ней находилась маленькая комнатка. Вдали виднелся фрагмент лестничного пролёта в арочном проходе. От сгнившей двери валялись на заваленном мусором полу позеленевшие металлические полосы. Из-под них торчала полуистлевшая пятипалая кисть, оплетённая спиралью незатейливого браслета. В сторонке выделялся растрескавшийся череп, утопающий в опавшей листве. Листья, это замечательно. Их сюда периодически заносит снаружи.
Скелет нагонял мрачные размышления. Массовое захоронение какое-то. Как пропустили его археологи, особенно чёрные, славящиеся обворовыванием древних могил? Ладно, погребальный зал, но скелет с браслетом просто-напросто обязаны найти и снять безделушку. Напрашивается вывод: о подземелье и замке никто не знает. Вопрос на миллион: много ли белых пятен на карте матушки Европы? Она изъезжена, исхожена вдоль и поперёк. Безлюдных территорий практически нет. Или все-таки есть?
Вылезая, я бухнулся на кучу мусора. Подо мной хрустнуло. Уж не кости ли бывшего хозяина комнаты? Простите, коли так. О, наконец-то стоячее положение! И свежий, дующий в лицо воздух, пахнущий грозой. Оказывается, для счастья нужно поразительно мало.
— Эй, сестрёнка, вылезай!
Высунувшуюся Лильку я подхватил, поставил на ноги, дал отдышаться, осмотреться. Приходи в себя, сестрёнка.
— Идём. Ступай осторожно, след в след за мной, поняла?
Лилька держится молодцом. Ощутила слабое дуновение ветерка, сразу смекнула, что к чему.
— Поняла, спрашиваю?
— Да ясно, ясно.
Лестница закручивалась штопором вверх и вниз. На истёршиеся, частично искрошившиеся ступени, ребристой лентой убегающие вниз, я ступить не решился и двинулся вверх по более уцелевшему и оттого внушающему доверие пути. Достаточно с нас подземелий, пора к солнцу. Пройдя пролёт, мы попали на площадку без крыши, с узенькими окошками бойницами, откуда открывался вид на ночной лес, залитый лунным светом. Здание было полуразрушенной башней, возвышающейся на невысоком холме посреди колышущегося древесного моря. У подножия холма блестела речка, отражая небесные светила. Небо чистое, сияют большущие, необычайно близкие звёзды.
На некоторое время я лишился дара речи. Кроме звёзд по небосводу неспешно плыли три разноцветные луны.
Глава третья. Хлопоты
Утро добрым не бывает, говорят некоторые знающие люди. Ещё как бывает! Просто, чтобы понять его доброту, нужно как следует познать недоброжелательность ночи. Мы с Лилькой её познали на собственной шкуре. На всю оставшуюся жизнь возненавидели темноту и подземелья. А утро… надо уметь находить хорошее во всём, тогда и бытие покажется не таким уж мрачным. Нас забросило неведомое явление неизвестно куда, однако, мы выжили. Смерть под завалами нам не грозит, зато нарисовалась проблема не намного легче.
Ночью мы улеглись спать на открытой площадке на вершине башни, откуда просматривались окрестности. Не сговариваясь, нагребли кучу листьев побольше и зарылись в них, точно в одеяло. Мягко, не холодно. В нашей ситуации лучшего не пожелаешь. Усталость сморила сразу. Не обсудив планов на завтра, я заснул. Сестрёнка, засыпая, выразила общее мнение, сказав:
— Саш, мы на другой планете.
С очевидным не поспоришь. Три луны, снежно-белая, кроваво-красная и изумрудно-зелёная, выстроившиеся в ряд по размеру, неоспоримо доказывали правоту Лильки. Фактически, нам крупно повезло. Воздух сходен с нашим родным, гравитация аналогичная. Меня занимало, живут ли поблизости разумные существа и их настрой по отношению к чужакам. Раньше таковые жили, башню ведь построили. Потомки тех зодчих, ау, где вы? Поселились в здешнем лесу? Не одичали? Не примете за пищу?
Будем действовать по обстоятельствам. Для возвращения на Землю нам потребуется помощь. Да вот где найти разумных-то? С утра начнём готовиться пересечь лес. Знать бы, куда идти, чтобы выйти в минимальные сроки к населённому пункту.
На рассвете меня разбудила тупая боль, бродившая по организму. Ломота в теле сопровождалась жжением спины. Она вчера пострадала при подъёме по вентиляционной шахте. Кожу содрал, мышцы растянул. Не простыть бы, под землёй холодрыга страшная. На поверхности теплее. Утром, правда, прохладно.