— Угости!
Караковая, когда подошла, оказалась такой громадной: Санина голова была ей чуть выше колена. Сане страшно было протянуть к ней руку.
Караковая и не стала ждать, когда Саня осмелится. Вытянула шею, нагнула голову и осторожно взяла с ладошки сахар. Губы у нее были мягкие, как мамина бархатная юбка.
— Бархатные, бархатные губы! — шепотом сказала Саня, от восторга она всегда начинала говорить шепотом.
Караковая кивнула: да, губы у меня бархатные! Потянулась, лизнула Санину пустую ладошку. Язык у нес оказался шелковый.
Саня угостила караковую и морковкой, и хлебом.
— Хватит ей, другие тоже хотят, — сказала бабушка и отставила сумку подальше: караковая пыталась узнать, нет ли там чего еще.
Саня тем временем так осмелела, что стала гладить караковую по груди. Караковой это понравилось. Губами она потрепала Саню за волосы. Капюшон куртки у Сани был откинут. Наверно, караковая подумала, что это — сумка. И стала ощупывать капюшон губами. Было, конечно, немножко страшно, было щекотно и очень, очень приятно. Саня так и замерла.
Ничего караковая в капюшоне не нашла. Вздохнула, окутала Саню теплом.
— Бабушка, надо дать ей еще! — взмолилась Саня.
Опять с ладошки — кусок сахару, кусок хлеба, морковку. А тут и другие лошади поняли, что караковую угощают, и подошли. Но караковая оказалась жадной. Она прижала уши, оскалила крупные желтые зубы. Она стала лягаться и толкать других лошадей. Ей хотелось их прогнать.
— Ах, вот ты какая! — сказала бабушка. — Ну, смотри у меня!
Она сняла кушак со своего плаща. Один конец кушака прикрепила к уздечке караковой, второй — к столбику изгороди.
— Вот так! Постой и успокойся.
— В угол, в угол караковую поставили! — рассмеялась Саня. Столбик и в самом деле оказался угловым.
Конечно, караковая сердилась. Топала ногой, дергала кушак. Тем временем Саня угостила других лошадей: и рыжую с белой лысинкой на голове, и вороную, и серую в яблоках, и нескольких совсем красных. О них бабушка сказала: гнедые.
Но все-таки караковая нравилась Сане больше всех. И она выпросила у бабушки самые-самые последние остатки угощенья. И скормила их караковой.
Всю ночь Сане снилась караковая и только караковая. А потом… Саня и верила, и не верила тому, что случилось потом, в тот день, когда выпал первый снег.
Случилось же вот что. Саня днем была в детском саду. А бабушка дома, одна. Вдруг раздался звонок. Бабушка открыла дверь. За дверью стояли… караковая лошадь и маленький жеребенок — тоже караковый, но с белой звездочкой на лбу и в белых «чулочках» на ногах.
— Здравствуйте! — сказала караковая человеческим голосом.
— Здравствуйте! — ответила очень удивленная бабушка.
— Саня дома? — спросила караковая.
— Нет. Саня в садике.
— Ах, как жаль! — караковая огорченно помотала головой. — Что же нам с тобой теперь делать? — обратилась она к жеребенку.
— И-го-го! — заплакал жеребенок. — Я совсем замерз! — И крупные слезы потекли у него из глаз.
— А что случилось? — спросила бабушка. — И как вы сюда попали?
— Другие лошади нас обижают. Особенно моего жеребенка. — У караковой тоже потекли слезы.
По правде сказать, бабушка караковой не поверила. Чтоб такая задира позволила обидеть жеребенка. Как-то не похоже.
А караковая, стряхнув на пол слезы, продолжала свой рассказ:
— Они нас выгнали. Не пустили в конюшню. А снег идет. Нам холодно и голодно. А Саня — добрая девочка. И мы решили, что она приютит нас до весны.
Бабушке стало жалко жеребенка: он весь дрожал. И так плакал, что на полу получилась лужа.
— Но как же вас приютить? — Стала вслух думать бабушка. — Еще жеребенка — как-нибудь. Но вы-то, караковая, такая большая.
— Это — ничего! — Караковая очень обрадовалась таким бабушкиным словам. Голову вскинула, нежно заржала. — Сейчас мы станем маленькими!
Она топнула передней ногой. И жеребенок тоже топнул передней ногой. И тотчас они стали маленькими, совсем игрушечными. Даже на колесиках.
— О, так вы волшебные! — Бабушка хотя и удивилась, но такое превращение ее обрадовало: теперь-то лошадей можно было приютить до весны.
— Волшебные, волшебные! — тоненьким голосом ответила караковая и первой вкатилась в квартиру. — Но вот что плохо: говорить мы больше не сможем.
— Ничего, — ответила бабушка. — Как-нибудь разберемся.
К приходу Сани бабушка из кубиков построила гостям конюшню. Накормила их хлебом и морковкой, дала по маленькому кусочку сахара.
А когда Саня пришла из садика, бабушка рассказала ей всю эту историю.