— Кто-то и через минуту уже горит, а кого-то и не на один бой хватает…
Высчитать среднее время жизни танка на поле боя с новой и старой раскраской у меня не было возможности. Подобные вопросы сразу бы привлекли ко мне внимание. Однако, главное мне узнать получилось — сберегали крылья бабочек на броне и людские жизни, и технику. Она, конечно, неуязвимой и невидимой не становилась, но жила на поле боя дольше.
— Тут, главное, лениться не нужно. Каждый раз, как получится, под место действий танк надо перекрашивать… Берёшь метлу и приступаешь…
Метлу?
Оказалось — метлу.
Кистей на всех не напасешься…
Так-то кисти выдавали, но они, то — куда-то невозвратно девались, то — были, но такие засохшие… Легче метелку сделать и ею танк обработать.
Докрашивали и перекрашивали машины в танковом батальоне часто. Строгий приказ с самого верху на это был, а его полагается неукоснительно исполнять. Экономика войны — наука не выдуманная от безделья, а реальная. Даже сто раз танк покрасить гораздо дешевле, чем новый на заводе произвести. Или — подбитый отремонтировать.
Вот и красили…
«Маляры». Так танкистов сейчас шутливо и называли.
Нет, они понимали, что занятие, это нужное, но… каждому хочется лишние пол часика поспать. Поэтому, когда я в таком деле им помочь вызывался, отказа мне не было.
Такое случалось нечасто — у фельдшера на фронте дел по самое горлышко.
Вот тогда я и доводил до ума камуфляж танка. Тут — делом немного инструкцию по покраске поправлю, там — пару лишних мазков нанесу.
Стали замечать мужики в батальоне, что те танки, которые помогал им медицинский лейтенант камуфлировать, дольше других воюют. Поверье даже возникло, что меня на покраску надо приглашать.
Я не отказывался. Причин на это не видел. Как бы прикрылся суеверием танкистов.
Да, суеверием. На войне, чтобы выжить, за любую соломинку, даже мистическую, хватаешься. На фронте неверующих нет. Тут же, результат был, что говорится — налицо. Мазнет кистью лейтенант из медвзвода танк, а он как заговоренный становится.
Меня даже новые танки с завода, или прибывающие с ремонта, «освящать» приглашать начали.
Командир батальона, член партии, даже на это глаза закрывал.
— Только — никому ни слова. — и кулак ротному показывал. — Чтобы наверху не знали! Могила!
Сейчас, в медсанбате, братишкам я уже не смогу помогать. Однако, ещё новая интересная мысль про камуфляж у меня в голове вертелась. Надо её было только хорошо додумать и проверить на практике, но кажется — это у меня получится.
Глава 4
Глава 4 Моя война
Мне повезло — в сорок третьем, сорок четвертом и в начале сорок пятого никаких подвигов я не совершил.
Работал и работал в сортировочно-эвакуационном отделении медсанбата.
Много. Тяжело. До одури.
День за днем. Неделю за неделей. Месяц за месяцем…
Такой уж я гражданский человек — не служил, а работал.
Подвиг… Тут ведь как посмотреть. Подвиги чаще случаются, когда что-то не до конца правильно спланировано, обеспечено, не как задумывалось исполнено… Тогда и возникает случай для подвига. Кому-то и приходится амбразуру грудью закрывать.
Наш командир медсанбата, уже не майор, а подполковник, ко всему подходил обстоятельно, подчиненных берег. Само-собой, не в ущерб помощи раненым.
При наступлении наших войск он делил медсанбат на две части с целью приблизить медицинскую помощь ближе к передовой. Это уменьшало плечо транспортировки от места ранения бойца до операционного стола.
Но! На рожон он никогда не лез, к черту в зубы нас не засовывал. Обставлялся со всех сторон насколько можно.
Однако, каждая такая передислокация таила в себе опасность. Немцы — это хорошие вояки. Как только заметят нас, то сразу принимались обстреливать или бомбить.
Как-то в сорок четвертом мы крепко попали под минометы. У нас было разбито несколько машин, ранены медицинские работники, в том числе осколок мины, как сувенир, достался и мне. К счастью убитых не было.
На моей гимнастерке к красненькой и желтой нашивке прибавилась ещё одна красненькая. Три их стало.
Это ещё что… Я сам лично видел танкиста с семью нашивками за ранения. Четырьмя желтыми и тремя красными. Он у нас в медсанбате лечился. На невезучесть свою жаловался. Говорил, что как в колонне танкам идти, то он — обязательно в первом или последнем. Это — хуже некуда. Когда нарываешься на засаду или на подготовленную оборону немцев, и если колонна не успела развернуться в боевое построение, то эти два танка — первый и последний, всегда страдают больше всего. По ним обязательно бьют, чтобы сделать манёвр остальных машин очень сложным в условиях обездвиженности колонны.