То, что может письмо до Томска не дойти, у меня мысли были. Но! Чтобы так быстро те, кому следует, ко мне в окошечко ночной порой постучались…
Страха у меня не было, я испытывал даже какое-то облегчение.
Хватит, своё я уже отбоялся.
— Котов, это ты писал?
Вопрос этот был задан мне тут же на аэродроме, никуда меня в сырые темницы и глубокие подвалы везти не стали.
— Я.
Отвечая я даже зевнул и рот ладонью прикрыл.
Ну, я. Что в этом такого. Узнал про нужное Родине и к специалисту обратился. Я же фельдшер, а не академик и профильный доктор наук. Однако, не совсем темный и кое-что понимаю.
— Почему так поступили?
Разговаривали со мной корректно, в щеки не расцеловывали, но и по мордасам не ездили.
Как, почему? В сопроводительном письме к моему якобы лабораторному журналу всё русским языком подробно сказано.
Узнал про чудо-зелье от местного странствующего монаха, произвел его по переданной мне им рецептуре, на себе, как готовый жертвовать жизнью на благо науки, препарат испробовал…
Где монах? А, кто его знает, куда его черти унесли…
В таком случае мне красная бархатная коробочка с орденом полагается, а не ночной разговор…
Мне задали ещё несколько вопросов, а затем…
— Поедете с нами. — по моему примеру зевнул сидящий напротив меня майор. Заразился он от меня видно зеванием. Оно — как и многое другое, прилипчиво и от человека человеку передается.
Куда?
Вопрос этот будет опять же лишним.
— Как скажете, — ответил я совершенно штатским образом.
Глава 15
Глава 15 Веер направлен в сторону Марии-поварихи
Как оказалось, никто и никуда прямо сейчас, ночью, везти меня не собирается.
Однако, досыпать меня тоже не отправили. Моё личное присутствие потребовалось на медицинском пункте аэродрома, в котором сейчас всё вверх дном переворачивали.
Ну, тут я несколько преувеличиваю — изымали там только развернутое мною «фармацевтическое производство».
Мля… Похоже, они всю мою бабочковую настойку забрать хотят! Куда им столько? Достаточно было изъять пару флаконов, а прибывшие по мою душу выгребали всё до последней капельки.
Боятся, что чудо-зелье в чужие руки попадет? Испробует кто-то оставленную без присмотра бабочковую настойку и отравится?
Впрочем, мне-то сейчас какая разница…
— Ещё другие записи имеются?
Давешний майор, что меня допрашивал, так я обозначил для себя наш ночной разговор, постучал пальцем по тетради, в которой я отмечал результаты проводимого над собой эксперимента.
— Нет, тут всё, — совершенно честно ответил я.
Зачем мне его обманывать? Как есть, так и говорю.
— Точно? — сдвинул брови задавший мне вопрос.
Кстати, такой поросли над глазами сам незабвенный Леонид Ильич бы позавидовал. У иных на голове волосистости меньше, чем у майора бровки.
— Точно, точно. — кивнул я. — Нет больше никаких записей.
— А, если найду?
Тут меня чуть смех и не разобрал. Это устойчивое словосочетание в своей прошлой жизни в девяностые я пару раз уже слышал. Причем, в ситуациях, могущих иметь тогда для меня весьма неприятные последствия.
— Ну, ищите. — я согнал с лица зарождающуюся улыбку.
Однако, майор по роду службы был очень наблюдательным.
— Улыбайтесь, улыбайтесь… — сказано было им одновременно вроде и вежливо, но с угрозой.
— Изъять здесь все записи, — тут же отдал он приказ своим подчиненным.
Они, что всю меддокументацию изымать собираются?
Похоже, что так…
Так почти до света из медицинского пункта в моём присутствии всё и изымали.
— Здравия желаю…
Посреди всего этого мероприятия, на пороге моего, теперь уже похоже бывшего, рабочего места, нарисовался боец, дежуривший по кухне. О его сегодняшней роли говорила соответствующая нарукавная повязка.
Присутствие чужих парня явно смутило.
А, это он пришел звать меня снимать пробу с завтрака…
Бойца шуганули и он мгновенно как в воздухе растаял.
Кстати, позавтракать бы и не помешало… Тут у нас весьма недурно народ питают, а где и когда следующий раз принять пищу придется — это всё вилами по воде писано.
Предложить майору перекусить? Что на голодный-то желудок в дальнюю дорогу отправляться…
Ничего я не теряю — откажется, так откажется.
Я и закинул удочку насчёт завтрака.
Майор, оказывается, жизнь понимал. Придерживался мнения, что — война войной, а обед — по расписанию.
— Пошли — коротко бросил он мне и зевнул.