Новый тридцать восьмой год я встретил работая в колхозе. За мной закрепили лошадку, которая была моей ровесницей и раньше принадлежала нашей семье, но после вступления в колхоз, отец сдал ее в общественный колхозный лошадиный гурт.
Безответная, работящая, не капризная, выносливая, лошадь много раз выручала меня в сложной обстановке.
Зимой, в основном, я работал на отходе, то есть за деньги возил дрова на фабрику в Первомайский поселок, пенек с болота, иногда — отходы из бытовых ям для удобрения полей. Деньги шли не ко мне в карман, а в колхоз. Мне только в замусоленный талмуд бригадир ставил палочки. За эти палочки я и работал.
Саньке ещё и четырнадцати лет не исполнилось, и был он не самого богатырского роста и телосложения, худенький из-за постоянного недостаточного питания и силенок в подростковых руках имелось ещё маловатенько.
Думаете, это кого-то интересовало?
В колхозе никаких скидок на мой возраст не делалось.
Абсолютно все работы, что делали взрослые мужики должен был делать на том же самом уровне и я.
Бригадир и председатель считали, что сложение двух сил — человек и лошадь, это единое целое и отдача должна быть равная отдаче лошадь — взрослый мужчина. В моем же случае, получалось в пересчете — полторы лошадиных силы, так как моя сила, по моим нынешним физическим возможностям тянула едва только на половину от возможностей взрослого работника. Это — в самом оптимальном варианте.
Так, при вспашке зяби, плуг в моих руках вихлялся как живой, я не мог удержать его ровно — мне просто не хватало физических сил и, поэтому борозда получалась неровной. За такой брак в работе, идущий за мной взрослый пахарь награждал меня словесными «пощечинами», а в конце рабочего дня, на десерт, я получал такой «словесный компот» брани от бригадира, что ни в одном литературном произведении не прочитаешь.
А, зимой как я лес возил? Тоже одно горе горькое…
Управляя лошадью, по глубокому снегу я сначала добирался до места. Затем, с большим трудом грузил в сани тяжелые длинные хлысты деревьев. Как их только и ворочал!
Частенько случалось и так, что снег глубокий, а груз тяжелый. Нагрузишь, а лошадь сдвинуть сани с места не может. Не хватает у моего Огонька сил. Приходилось часть хлыстов обратно сбрасывать, а потом ещё раз за ними ехать. Норму-то выполнять всё равно было надо! Не будет нормы, не будет и трудодня…
Один раз я даже бросил вожжи и заплакал. Лошадка моя постояла немного, а потом на меня посмотрела и сама стала раскачивать сани, сдвинула их каким-то чудесным образом с места и вытащила на дорогу. Там уже дело веселее пошло — Огонек сани тащит, а я рядом иду.
Работая в колхозе, я постоянно думал, что каким-то образом мне надо из него выбираться. Перспектив здесь у меня никаких не было.
Я уже немного подрос, закончил семь классов, а по здешним временам это было очень даже хорошо. Да, что хорошо — просто отлично! Даже в городе семью классами далеко не каждый мог похвастаться.
Семь классов — это ого-го! Круче крутого!
Что делать?
Только если дальше учиться…
Дома ни отец, ни мать идею с моей учебой категорически не поддерживали. В хозяйстве рабочие руки нужны, а не «ученые». Слово «ученый» было хоть и не ругательством, но совсем к нему близко.
Бабушка Лукерья умерла и сейчас у меня поддержки на предмет обучения совсем никакой не было.
— Робить надо, а не обебенькиваться! — единственное, что я слышал в ответ, когда заводил разговор о продолжении своего образования.
Так! Да ну их!
Сыграло свою роль тут ещё и то, что я сюда «попал», а не здесь на белый свет появился. Нет, Санька-то тут, а я… Где? Кто бы сказал.
Сложила вместе свои крылышки бабочка мироздания и мелкой пылинкой перелетело моё сознание с одного на другое. Затем бабочка крылышки расправила, а я как был, так на другом крыле и остался…
Сейчас сам по нему и ползу.
И! Дальше ползти буду!
Не до конца же своих дней мне тут в колхозе на Огоньке дрова и навоз возить!
Глава 17
Глава 17 Я думаю о фельдшерской школе
То, что в сорок первом начнется война, это я знал.
Двадцать второго июня, ровно в четыре часа.
Кто же про это не знает?
Даже в песне так поется.
Сейчас — тридцать восьмой, но…
Что делать?
Что делать⁈
Что делать?!!!
С этим вопросом я просыпался, с ним и засыпал.
Кстати, насчёт войны. Уже, знаете ли, сейчас витало…
Если в Пугаче ещё как-то не так, то в большом мире — уже вовсю.
В город мне выбираться не получалось — четырнадцатилетнему колхознику там делать нечего. Но, если кто из молодежи в Пугаче из города на праздниках появлялся, то у половины парней и девчат на груди посверкивали значки военно-спортивных обществ.