— Как там в Кирове? — такой был задан первый вопрос.
— По-разному, — ответил я.
Какой вопрос — такой и ответ. Конкретнее надо спрашивать.
— Ну, как, люди-то живут? — продолжил сидящий напротив меня, а другой — помалкивал. Даже на нас не смотрел, а что-то на столе бабки Варвары разглядывал. На что там смотреть? Пустой стол. Ничем нас потчевать бабка и не помыслилась.
— По-разному, — не побаловал я разнообразием ответов спрашивающего.
— С питанием как? — начал конкретизировать свои вопросы мужчина.
— Плохо.
Я обрисовал ситуацию. Сказал, что работающий на заводе получает в день от восьмиста грамм до килограмма хлеба, служащие — четыреста-пятьсот грамм, иждивенцы и дети — четыреста грамм. Норма для учащегося в фельдшерско-акушерской школе — те же четыреста.
Чем-то мой ответ мужчине в военном полушубке не понравился. Может, тон ответа? А, чему, радоваться-то? Или — что я со слова «плохо» свой ответ начал?
— Как на заводах работают?
Нашел у кого спросить… Мы же с ребятами не на заводе работали, а учились…
Мои бывшие сокурсники опять помалкивали и мне снова пришлось держать ответ. Сказать я мог немного, так — только то, что слышал.
— Рабочие трудятся по двенадцать часов, часто — дольше. Ночуют прямо в цехах, а хлеба дают мало…
Черт! Черт! Черт! Опять я про этот хлеб!
Как-то само это у меня вырвалось…
Слушающий меня скривился, на сидящего в уголке посмотрел. Тот, как сидел, так и сидит. Пустой стол разглядывает. Думает, наверное, что от этого там что-то появится…
А, что? Я — комсомолец. Как есть говорю, правду-матку режу!
— Выходных — нет, отпуска отменили…
Комментировать эти факты я не стал. И так на меня что-то недобро поглядывает спрашивающий.
— Ну, а эвакуированные?
— Что, эвакуированные? — уточнил я.
— Какие у них настроения?
Что сказать? Какие у них могут быть настроения? Их война с родных мест сорвала, все они потеряли, неизвестно, что с родственниками…
— Эвакуированных много. Говорят, что расселять их уже некуда. Эвакуированные с заводами живут в недостроенных бараках, землянках порой без печей и пола, с протекающими крышами.
Откуда я знаю, как эвакуированные живут? На дежурствах в госпиталях наслушался. Не знаю, как врачи, а медсестры часто жизнь эвакуированных обсуждают. Говорят, что у нас-то ещё ничего, а вот эвакуированные… Иногда даже хвастаются, что у эвакуированных купили или выменяли. Выменивают те, у кого родственники в деревне. На ту же картошку…
— Сам откуда? — это уже мне конкретно был задан вопрос.
— Из деревни, — не стал таиться я.
— А, как в деревне?
— Как, как… Одни бабы, подростки и старики. Работают от зари до зари. Мужики на фронте.
Спрашивающий меня опять скривился. Тут-то что ему не понравилось? Что деревенские мужики на фронт ушли, а вся тяжелая работа на земле на плечи баб и подростков легла? Ну, ещё и на стариков немощных.
— Справляются?
— Справляются… А куда деваться. Вот, только — надолго ли это…
Тут мужик в полушубке вскочил, по избе туда-сюда заходил и начал обвинять меня… в неправильном понимании обстановки в стране!
Если бы только это!!!
Меня же какой-то леший дернул сказать, что я всю правду говорю…
Мамочка родная!!!
Что тут началось!
— Так! Я — прокурор лагеря, и усматриваю в твоих словах неверие в советскую власть и упаднические настроения.
Он ещё начал грозить мне наказанием и даже немедленным арестом…
Договорился… Быстренько меня сейчас в барак определят…
Честно говоря, я испугался. Такого оборота дела я не ожидал.
Местные жители — осторожные. Лишнего слова не скажут, опасаются, а я же — «попаданец»… Этим всё сказано. Понесёт меня иногда по кочкам, взрослый мужик, а забудусь временами…
— Погоди, — вступил в разговор второй пришедший. — Не пугай парня.
Сказавший это, перевел глаза на меня.
— А ты, будь внимательней в выражении своих мыслей и эмоций. Смотри, с кем и как разговариваешь.
Много чего мне ещё было сказано, а я только головой кивал. Понял, что наломал дров…
— Ладно. Живи. Но! На заметочку я тебя взял… — прокурор покачал пальцем в воздухе.
Мужчины застегнули свои полушубки и вышли из избы.
Я сидел на лавке и не знал, что мне теперь делать?
Глава 25
Глава 25 Воробей спасает Саньку
Кадры решают всё…
Самим Иосифом Виссарионовичем это сказано. Словно в бронзе на века отлито.
Главный врач лагеря бросил недовольный взгляд на прокурора.
— Погоди. Не пугай парня.
Медицинского персонала катастрофически не хватает, а тут он может фельдшера лишиться.