Безлетов был единственным из друзей и знакомых отца, кто поехал его хоронить в деревню… но о той дороге в другой раз.
Во время похорон Саша и Безлетов перешли на «ты», но потом не виделись несколько лет, и за это время кратковременная близость затерлась. Знакомство их продлилось, когда неожиданно выяснилось, что Сашина подруга учится философии у Алексея Константиновича. Она так и спросила, когда Саша как-то встретил ее возле аудитории после завершения занятий:
— А вы знакомы с Алексеем Константиновичем, который учит нас философии?
В это время Саша жал Безлетову руку и, оценивая плотную основательность его рукопожатия, а также преподавательскую осанку, благоразумно решил забыть, что они на «ты»:
— Да, мы знакомы… с Алексеем Константиновичем.
Несколько раз они так пересекались в коридоре университета, походя обменивались рукопожатиями, пока Саша не рассорился со своей подружкой по пустой и забытой ныне причине и снова ненадолго утерял из вида Безлетова. Но вот не далее месяца назад случился местный митинг «Союза…», и Саша столкнулся с Безлетовым сразу после завершения привычно шумного, с элементами эпатажа действа.
— Я наблюдал, как вы там… кричите… — мягко, совсем уже по-профессорски улыбаясь, сказал Безлетов. Саша давно отвык ощущать стеснение по поводу своих, так сказать, политических пристрастий. (На самом деле, это никогда и не было политикой, но сразу стало тем, наверное, единственным смыслом, что составил Сашину жизнь.) Однако в этот раз он испытал слабое подобие неловкости. Быть может, из-за своей осипшей глотки, только что выкрикивавшей «Президент, уйди сам!». Быть может, из-за того выражения забубённой озлобленности, которое он нес, не стирая, на лице, — вдосталь наобщавшись с хамоватой милицией, по недоразумению не повинтившей их в этот раз: обычно по завершении митинга они тащили «союзников» в участок, где в сотый раз фотографировали их и снимали «пальчики».
Короче, Саша не успел перестроиться и смотрел на Безлетова, с трудом вылепив странную улыбку на лице. Тот неожиданно рассмеялся — очень хорошим, потому что молодым и честным смехом — и сказал:
— Трудно вам будет.
Безлетов пригласил Сашу зайти на кафедру поговорить («Можешь с друзьями…»), причем зазвал так, что Саше захотелось придти. Были и другие причины для визита — помимо искренней благости тона Безлетова.
Отец Саши был образованным человеком — без пяти минут профессор. Несмотря на такое родство, Саша всегда ощущал себя несусветной дворнягой. Может, оттого, что был недоучкой и нужные книги начал читать только после армии, от которой его не смогла отмазать мать, простая, в сущности, женщина.
Может, и потому еще недоставало Саше уверенности, что отец никогда им не занимался, даже разговаривал с сыном редко. Так сложилось: отец и не нуждался в общении, а Саша не навязывался; впрочем, можно и наоборот — отец не навязывался, а Саша тогда не нуждался еще.
Но с недавних пор Сашино дворняжье самоощущение повлекло его к людям, которые, как казалось, лучше постигли устройство мира — посредством хотя бы освоения тех печатных источников, до которых у Саши не доходили руки. Безлетов поднял глаза, или, скорей, брови. Определенно, он стал похож повадками на маститого театрального актера.
— Саша?
— Мы просто так зашли.
— Да, я приглашал, я помню…
Они стояли в коридоре. Безлетов пожал всем руки, внимательно разглядывая пришедших и не улыбаясь. Невысокий, с прямыми темными волосами, круглые плечи. Раньше, помнил Саша, Безлетов все время хлопотал лицом, словно находился в неустанном поиске правильной эмоции и точного слова. Сейчас стал спокоен, и даже щеки несколько обвисли, отчего лицо выглядело чуть брезгливым.
— Знаете, я уже закрываю кафедру, — сказал он. — Тут напротив кафе недорогое и тихое. Может быть, там посидим? За чашкой чая?
— Давайте… — согласился Саша, хотя денег у него осталось не очень много.
— Я забегу в деканат и… буду… — пообещал Безлетов. Пацаны снова прошли мимо строгого вахтера и спустя две минуты оказались в кафе. Оно было полупустым, и музыка, действительно, играла тихо. В углу мерцал телевизор. Экран изображал мужчин в шлемах и на мотоциклах. Взметая грязь на поворотах и часто падая, они ездили по кругу.
Принесли меню, Саша поднял первый лист покрытой кожей книжки указательным пальцем, заранее зная, что ничего заказывать не будет.
— У меня еще есть деньги… — сказал Рогов. Никто его об этом не спрашивал, но вопрос висел в воздухе. Все, конечно же, оживились.