Рогов остановился и закурил.
— А потом, Саш, ты заметил, он ведь тебя, да и всех нас, считает айсорами, которые обувь чистят, а себя хранителем русского духа… Пусть считает.
— Мы куда идем? — спросил Веня, которому все это уже прискучило.
— Мы идем в народ. Пить водку, — ответил Рогов. — Условия таковы: помещение должно быть теплым, а водка — дешевой. Где у вас самая дешевая водка?
— У вокзала, — ответил Саша. — Это близко.
Судя по вкусу, мясная начинка у пельменей была заменена тщательно пережеванной бумагой, скорей всего промокашкой. Майонез, сизым мазком прилипший к краю тарелки, кислил.
— Хлеб… мокрый… — брезгливо сказал Рогов и сделал движение отложить почти прозрачный, как лепесток дорогой рыбы (и, кажется, рыбой пахнущий), ломтик ржаного хлеба, но Негатив перехватил хлеб и переложил себе в тарелку, прямо на майонез.
У Саши аппетит был отменный, и после ста граммов водки, разлитой по трем граненым, высоким стаканам, пельмени показались вполне съедобными. Да еще под пиво…
Привокзальная забегаловка была полна шумными, дурно одетыми людьми, в основном мужского пола. Еды на их столах не наблюдалось — только водка в стаканах. Ее выпивали сразу, двигая сизыми, словно палеными кадыками, и потом долго с сомнением заглядывали в стакан.
Выделялся небритый и мрачный, неясного возраста мужчина в грязном камуфляже, похоже, безрукий.
Саша и Веня сами не заметили, как после третьего стакана начали разговаривать громко, активно жестикулируя при этом. Негатив, как и прежде, молчал, тщательно пережевывая хлеб и пельмени. Саша приметил еще: если сам он, зайдя в кафе, несколько раз осмотрелся — что за люди вокруг, — то Негатив, напротив, даже не поинтересовался, кто здесь пьет и не закусывает. Казалось, что Негатив пришел к себе домой, где все ему давно известны. Рогов не шумел и не пьянел, только по лицу его пошли розовые, с четкими границами, пятна. Саша смотрел на Рогова, в хмельном удивлении отмечая, что если обвести пятно на левой щеке, получится Африка. Саша несколько раз вытягивал шею, пытаясь разглядеть форму пятна на правой щеке Рогова, пока Лешка не кивнул вопрошающе: что такое?
Саша по-щенячьи закрутил головой: ничего.
Рогов мягко улыбался.
— Лех, скажи мне еще раз об этом разговоре, — попросил Саша. — Ты очень славно говоришь.
— А что тут говорить… — вновь искренне удивился Рогов. — Послушать того типа, так проще лечь и умереть. Русским, следуя его логике, вообще надо было ложиться и умирать каждые сто лет. Как только они собирались «пускать кровя». Я не вижу никакой разницы между сегодняшним днем и тем, что было… очень давно. Я даже не вижу разницы между собой и дедом моим. Рогов говорил медленно, словно прокручивая каждое слово в мясорубке.
— Нет, Леш, погоди, а как же «пускать кровя»? Это действительно будет?
— Все пускают…
— Безлетов бы сказал, что все пускают кровь чужим, а мы — своим.
— У него Безлетов фамилия?… — переспросил Рогов и, не ожидая ответа, сказал: — Ну и что, это плохо? Честнее своих резать, чем в соседние страны лезть с ногами.
— А мы не лезли, да?
— Ну, одно дело вывезти на Камчатку товарный вагон прибалтов, которые, не явись красноармеец в ушанке, легли бы под Гитлера, а другое — сбросить бомбу на город с детьми и всех сразу убить. Разница есть?
— Есть.
— Мы режем друг друга, потому что одни в России понимают правду так, а вторые — иначе. Это и резня, и постижение.
— Постижение, да, — повторил Саша, — такое постижение, что…
— Такое, да.
Пацаны вышли отлить, Негатив остался сторожить недопитую водку и недоеденные, остывшие пельмени.
Отхожее место находилось непосредственно за кафе и легко определялось по резкому запаху.
Они не полезли в эту хлюпающую гниль и стали втроем у серой стены соседнего с кафе, неясного назначения, здания. Получилось так, что они расположились на возвышении, вследствие чего изливавшееся из них немедленно потекло назад. Моча пацанов сливалась и пузырилась.
Они вернулись легкие, ясные и взбодрившиеся.
— Еще пива? — предложил Саша.
— А как же… — ответил Веня. Рогов кивнул.
Когда Саша вернулся с бутылками, небритый мужик в камуфляже уже стоял у стола, причем — молча. Правый рукав его куртки висел, руки у него действительно не было.