– Ой, что там у тебя, повыше, слева? Кровь?..
***
– Я знаю, знаю, Санни: тебе непросто было выстоять до ноября. Такое странное дело... Такая странная жизнь...
Хью тяжело присел на землю рядом с нею. И Санни ответила, нервно дрожа:
– Мои все исчезли. Их унесла ночная беда, спаслась только я. А что приключилось с тобой?
– Беда, говоришь… Вот и у нас, представляешь, – беда. Нас было сорок, ты слышишь? Хороших, надежных ребят. Да. «Хочешь жить – умей сражаться». Так нас учили. Так мы и делали. Сражались – ну и, конечно, убивали…
– Зачем? Вы были голодны?
Сидящий на земле Хью мучительно и тяжело вздохнул:
– Нам приходилось голодать. Но мы сражались не потому. Мы бились не из-за голода, а вопреки ему.
– Зачем? – непонимающе переспросила наивная Санни.
– Они хотели нас убить.
– Да кто – они?
– Они – враги.
– Враги?
– Ну да. Другие люди.
– Чтобы поесть? – его собеседница опять не уловила смысла.
– Конечно, нет!
Бедняжка Санни задумалась на короткую минуту: ей было непонятно, как может быть врагом не кто-то, а СВОИ. А после стала раздумывать вслух:
– Нет. Иг, и Рэйв, и Вул, и остальные – они, конечно, бывают и жестоки... и убивают – ради пищи. Иногда. Да-да, я видела сама. Ведь им необходимо что-то есть. А что у вас? Нет, Хью, не понимаю.
– Они хотели нас убить, чтоб мы не убивали их, – дрожащим голосом прошептал растерянный Хью.
– А вам зачем их убивать?! – не унималась Санни.
– Они бомбили наши города.
– Бомбили? Что? Постой. Ты говоришь про гром?
– Ты, значит, помнишь гром? Так вот, то был не гром – то были бомбежки... Погибло много, много наших. А мы бомбили их в ответ...
Испачканное порохом и грязью, невероятно худое лицо Хью сейчас заметно побледнело.
– Они хотели нашей смерти! Хотели уничтожить... Всех!
– А что об этом думали ОНИ? – расстроенная Санни печально наклонилась на его плечо. Она-то в первый раз лицом к лицу встречала человека, и была невероятно огорчена итогом этой встречи.
– Наверное… Наверное, они думали про нас то же самое, – сквозь зубы простонал окровавленный Хью. – Они жестоко поливали нас свинцом... Погибли все. Ты слышишь, Санни?! Все! Все сорок крепких, молодых ребят... Там, на соседнем поле, – там их осталось тридцать девять. Плюс я – похоже, я теперь останусь здесь.
Смертельно бледный Хью ссутулился и тихо, устало заплакал.
– Не надо, Хью. Не надо слез. Я знаю твою боль. Я тоже потеряла всех своих. Не надо, успокойся! Взгляни на это небо: вон, в вышине, парит надменный Иг. Вот облака, вот – ласковое солнце...
– Мне холодно. Сейчас почти декабрь... И – Санни! Выжил я один!
Хью тихо плакал, безусловно понимая, что «выжил» – это временно. В его-то случае – уж точно.
– Не нужно, Хью. Не нужно. Не печалься. Поверь: сейчас ты не один.
На растрескавшихся губах солдата, застывших в болезненной гримасе, вдруг заиграла легкая улыбка.
Внезапно он поверил ее голосу. Теперь он доверял ее словам. А голос этот звучал в его голове – так ласково, так звонко, как будто голос его родной сестры, которой у Хью, признаться, никогда и не было.
– Спасибо, Санни. Да! Мы – не одни...
Он отнял черные, пропитанные липким потом руки от окровавленной военной куртки и обнял землю у её корней. Теперь ему тепло. Теперь ему легко...
***
И Санни снова осталась одна.
Там, в вышине, кружил высокомерный, гордый Иг. Он видел всё; надменно раскинув свои огромные крылья, чего-то ждал. Кружил, кружил...
Он будет долго парить в облаках, следя, не потеряет ли Хэй свою осторожность.
И старый Вул, как прежде, будет выжидать момент, когда от стада отобьется Ди или один из его взбалмошных друзей.
А дряхлый Хэдж отправится в зимнюю спячку, уютно укрывшись в опавшей листве.
И мир – прекрасный мир, который так любила Санни, – продолжит жить. Продолжит бег.
Все будут мотаться, бодаться, бросаться; все будут жить. Как было устроено самой природой.