По мере пения щупальца стали втягиваться в землю, а кожа светлела, возвращая нормальный. Девочка перестала шипеть и закрыла рот. Ее глаза снова наполнились человеческим блеском. Медленно и как бы неохотно она трансформировала свое тело, принимая прежнюю форму.
Допев, Инь позволила последним нотам колыбельной растаять, оставив послевкусие магии. Лес затих – ни воя ветра, ни гудения роя, только слабое шуршание листвы под ногами детей. Девочка теперь прижималась к брату, ее худенькие плечи дрожали от рыданий, а мальчик гладил ее по голове, шепча что-то невнятно и нежно. Скверна отступила, оставив после себя эхо ужаса и хрупкую, человеческую уже теплоту. Хотя бы на время снова стали детьми.
Роби стояла в стороне, опираясь на меч, который воткнула в землю, будто поставив точку в сражении. Грудь тяжело вздымалась, на лбу блестели капли пота, ноги в грязи с прилипшими листьями.
Вздохнув, Роби бросила взгляд на Инь – быстрый и острый, как укол кинжалом, – но тут же отвернулась, пряча глаза.
– Вот захочешь спустить пар, и то не даст… – проворчала она, возвращая меч в петлю за спиной. – Ну молодец, признаю… – В ее голосе сквозила тень уважения.
Инь медленно выпрямилась, отряхивая подол плаща, и повернулась к Роби, позволяя тишине повиснуть между ними – густой, тяжелой, точно смола. Дети спасены, но настоящая игра лишь начиналась. Сирена чувствовала ее кожей – дрожь воздуха и едва уловимый запах желания.
Она вновь взяла вверх, но этого мало для доминации в паре. Она хотела подчинить Роби полностью. Править, как Мейса, заставив признать, что намного сильнее, чем Моня. Сделать то, чего не сумел он – укротить фурию, что его домогалась. Так отомстит сразу обоим – слишком долго держали в тюрьме.
Теперь Роби знала всё про нее. Инь не могла похвастаться тем же, но рассказала, что «Ключ» уже сломан, очевидно, сломав ее план. Но каков он – до сих пор неизвестно. Ясно одно: ей нужен Моня, она его ждет, а Инь лишь досадный барьер между них.
– Значит, я и тебя сейчас ведь спасла? – спросила она обманчиво ласково, но с той глубокой вибрацией, что оставалась от песни.
– Скорее, сэкономила денег, – парировала Роби, снижая бесспорную, казалось, заслугу. – Теперь ведем сопляков к бабке и на этом закончим. – Да, милая? Или лучше называть тебя Сири?
Инь дернулась, как от удара кнута. Опять за своё! Никакая не Сири! Нет ничего общего с похотливой суккубой! Когда есть она, ее точно нет!
– Поэтому ты сдала в публичный дом Моню? – сжав кулачки, прошипела так, как делала Мейса. Жаль нет ее силы и ядовитых клыков.
– Так было нужно – я уже говорила! – фыркнула Роби, но звук вышел сдавленным, словно застрял в горле. – Некоторые вещи лучше не знать.
Она скрестила руки на груди, словно одевая броню, но ее пробивали не мечом, а желанием. Пальцы нервно теребили край рукава, выдав смятение. Будто не знала – бежать или остаться с риском всё рассказать.
Инь это заметила. Всегда замечала подобные мелочи – трещины, через которые можно пролезть, чтобы взять больше, чем дали. Пусть не сейчас, но вода камень точит.
– А если спою и заставлю? – почти мурлыкнула Инь, будто натягивая незримый поводок до предела. Взяв ее руки, она прижала их к своим бедрам, заставив чувствовать тепло нежной кожи.
– Ты нас похоронишь! – выдавила Роби голосом слабым и почти умоляющим. – Хватит! Не надо… так.
Ее руки дернулись, точно хотели оттолкнуться от тела, но передумали и сдвинулись на ягодицы сжимая. Лицо вспыхнуло – не от гнева, а скорей от досады. Она в ловушке не щупалец леса, а проклятой сирены, державшей на крючке, словно рыбку.
– Тогда почему ты со мной, Роби? А? – жарко дыхнула Инь в ее ушко, помня, как та этим мучила Моню.
Вопрос повис в воздухе, тяжелый и острый, как гильотина. Роби не ответила, лишь шумно выдохнула и отвернулась. Скорее покончит с собой, чем расскажет.
– Ладно, – сжалилась Инь, понимая, что больше не выжмет. – Пойдем, малыши. Бабуля ведь ждет, а пирожки стынут. А ты, – она бросила через плечо взгляд, – держись рядом, а то вдруг что-то снова.
Роби пробормотала что-то неразборчивое, но теперь шла за ней. Ее шаги были тяжелыми, злыми, но словно послушными. Отметив про себя, Инь улыбнулась. Она пела не только для монстриков – и Роби хорошо это знала.
С теми как раз всё понятно – на паучат жаловались окрестные фермеры, разместив в таверне заказ. У деточек был неплохой аппетит – от овечек оставались лишь кости и шкурки. И прогресс очевиден, раз решились напасть. Скоро появятся жвалы, три пары ножек и с человеком спутать их будет нельзя.
Инь вообще не любила убивать пауков. Видимо, влияние Мони, который скормил Коленьке за гардиной несметное количество мух. Да и «красный дом» добавил этой милой привязанности особые нотки. Мири считала шибари высшим видом искусства, поэтому иррациональная для человека симпатия к членистоногим уже не пугала. Есть вещи страшнее, чем арахниды.