Он поет гуль-мулла, и поет йок-ялла, и поет он якши-мишмулла.
И качается в такт, и клубится табак.
Входят в чум итэльмен и коряк.
И тунгус черемису в глаза наплевал, да упал, да уснул наповал.
Гог штакетником двинул Магогу меж рог.
Геку Чук вставил перышко в бок.
Нам кровавой соплей перешибли хребет. Отползай, корешок, за Тайшет.
И, как шапку в рукав, как в колодец плевок, нас умчит тепловозный гудок.
Ну, чего же ты, Дуня? Чего ты, Дуня?
Сядь поближе, не бойся меня.
Пойдем-выйдем в лесок, да сорвем лопушок, да заляжем в медвяный стожок.
Алый цветик-цветок, дроля милый дружок, одуванчиков желтых венок.
Но не вздохи у нас на скамейке — любовь. Вынь да вдвинь свой амбарный засов.
Нас венчали не в церкви, сыр-бор да простор! Над макушкой завяжем подол!
Ну, натешился всласть, кучерявый, вылазь, видишь, вся тут артель собралась!
Не гляди же с тоской на дорогу, дружок!
Зря зовет тепловозный гудок.
Там плацкартные плачут, да пьют, да поют, а СВ все молчат да жуют.
А в Столыпиных стелят казенный матрас — пидорасят друг друга и нас...
В феврале на заре я копаюсь в золе, я дрожу в феврале на заре.
Снова в широкошумных дубровах один я бегу, сам себе господин.
Но взглянул я вокруг — а кругом на века братья Строговы строят ДК!
Вырастают, как в сказке, то ГЭС, то АЭС, освещают прожектором лес!
Все мне дорого здесь, все мне дорого здесь, ничего мне недешево здесь!
То прокисли молочные реки во зле, вязнут ноги в пустом киселе.
В феврале на заре я копаюсь в золе, я ищу да свищу на заре.
Эх, белеть моим косточкам в этих краях, эх, Собес, Красный Крест да Госстрах.
О, не пей, милый брат, хоть денечек не пей, ты не пей из следов костылей!
И сияют всю ночь голубые песцы, и на вышках кемарят бойцы,
Ороси мои косточки пьяной слезой — клюквой вырасту я над тобой.
Что нам красная небыль и что Чернобыль! Золотой забиваем костыль.
И народнохозяйственный груз покатил, был да сплыл от Карпат до Курил...
Кверху брюхом мы плыли по черной реке, алый галстук зажав в кулаке.
А по небу полуночи Саша летел Башлачев и струнами звенел.
Он летел, да звенел, да курлыкал вдали.
Мы ему подтянуть не могли.
Мы смотрели глазами из рыбьей слюды из-за черной чумной бороды!
И чума-карачун нам открыла глаза — елы-палы, какая краса!
И Мороз, Красный нос нам подарки принес — фунт изюму да семь папирос.
О, спасибо, спасибо, родная земля, о, спасибо, лесные края!
И в ответ прозвучало: «Да не за что, брат, ты и сам ведь кругом виноват».
О, простите, простите, родные края, о, прости мне, лесная земля!
«Да ну что ты, — ответила скорбная даль, — для тебя ничего мне не жаль...»
На передних конечностях, видишь, вперед человек настоящий ползет.
И мучительно больно не будет ему.
Почему, объясни, почему?
Выползает пилот на опушку и зрит — там стоит свежесрубленный скит, там во гробе хрустальном Корчагин лежит, взгляд недвижный звездою горит.
Поднимайся, пойдем, закаленная сталь!
Слышишь, плачет братишка Кармаль!
Слышишь, бьется с врагом не на жизнь Муамар! Поползли к ним на выручку в даль!
И еловую лапу протянем друзьям!
Поползли по лесам, по горам!
К жгучим ранам прижми подорожника лист, след кровавый стели, не скупись!..
Ой, Ярила-мудила, ой, падла-Перун, моисеевский Лель-топотун!
Бью челом вам, бью в грязь своим низким челом, раскроив о корягу шелом!
Да, мы молимся пням, да дубам, да волкам, припадаем к корявым корням.
Отпустите меня, я не ваш, я ушел, елы-палы, осиновый кол.
Гадом буду и бля буду, только пусти, в свою веру меня не крести!
Дураки да штыки, да Госстрах, да Собес, елы-палы, сыр-бор, темный лес!..
Как по речке, по речке, по той Ангаре две дощечки плывут на заре.
И, ломая у берега тонкий ледок, я за ними ныряю в поток.
И, дощечки достав, я сложу их крестом, на утесе поставлю крутом.
Крест поставлю на ягодных этих местах, на еловых, урловых краях.
Подходи же, не бойся, чудак-человек, комбайнер, замкомвзвода, генсек!
Приходите, народы какие ни есть, хватит в этих обителях мест.
Так открой же, открой потемневший Свой Лик, закрути, закрути змеевик!
И гони нас взашей, и по капле цеди, и очищенных нас пощади!..
Но не в кайф нам, не в жилу такой вот расклад, елы-палы, стройбат, диамат!
Гой еси, пососи, есть веселье Руси, а Креста на ней нет, не проси!
И кричи не кричи — здесь не видно конца, брей не брей — не отыщешь лица.
Где тут водка у вас продается, пацан?
До чего ж ты похож на отца!
Эй, скажи, что за станция это, земляк?
Эта станция, парень, Зима!