"А вы не очень-то и любезны, сэр рыцарь."- Уколола я его. Он в долгу не остался:
"Увы, жизнь гусарская, этикетам не обучен-с".
"Тоже мне, гусар выискался!.."- Фыркнула я.
Так мы пикировались некоторое время пока терпение Генки не закончилось, и он спросил:
"Это всё, что ты мне хотела сказать?".
Меня такая злость взяла, что я, не удержалась, съязвила:
"Почти".
Он опять усмехнулся и говорит:
"Тогда прощайте, мамзель. Нас ждут великие дела и недосуг терять время понапрасну".
Тут я уж психанула. Не знаю, почему, но мне так обидно стало, что я в сердцах воскликнула:
"Шут!".
А он так спокойненько:
"Уж, какой есть. Гер, пошли".
И тут я решила ему отомстить. До сих пор не понимаю, за что? Говорю:
"Погоди. Познакомь меня со своим товарищем. Не прилично ведь".
Генка криво улыбнулся, не обиженно, скорбно как-то, и говорит:
"Ах, вот зачем я тебе понадобился. Позвольте представить: мой лучший друг Гера, прошу любить и жаловать! Теперь этикет соблюдён?".
Ехидно это как-то прозвучало. Ну я и ответила:
"Ты меня не представил".
Он обречённо вздохнул и выдал такое:
"А тебя и не надо представлять. Он тебя уже давно знает. Ладно, прощай, и, пожалуйста, не подходи ко мне больше. Мне бы не хотелось смущать тебя своим присутствием".
Это была пощёчина. Я никогда в жизни не получала таких оплеух. И никак не ожидала от Генки подобного. Слёзы навернулись у меня на глаза, но я сдержалась. Лишь сказала:
"А раньше ты бы себе не позволил так дерзить".
Генка пожал плечами и сказал:
"Всё меняется, течёт".
Тут вмешался его друг:
"Ген, ты не прав".
Генка поджал губы, немного помолчал, как бы что-то обдумывая, и ответил:
"Может быть, Гер, но резать по живому больно, а дважды по одному и тому же месту!..".
А Гера ему возразил:
"На то ты и мужчина, чтобы уметь терпеть".
Тут Генка смутился, покраснел:
"Спасибо, Герка! Спасибо дружище! Ты прав, ты как всегда прав. Прости, Лиля, я был не прав. Поспеши домой, тебя там заждались.
А Гера добавил:
"Да уж. Вон и конвой уже сюда бежит".
Я оглянулась. Действительно, у края дорожки стояла машина, из которой вылезали два охранника. Пришлось махнуть им рукой, мол, всё в порядке, свои. Два толстолоба замерли у распахнутых дверей папиного лимузина, как часовые. Я не знала, о чём дальше говорить, потому сказала первое, что пришло в голову:
"А вы, Геральд, наблюдательны!".
Он слегка поморщился:
"Я не Геральд. Я Гера, это разные имена".
Дух противоречия из меня не выветрился, а потому я возразила ему:
"По-моему нет".
Тут Генка решил заступиться за друга:
"Это по-вашему, а по-нашему нет".
Мне стало скучно. Я уже подумывала, как закончить разговор, только одно мешало, никак не получалось познакомиться с этим Герой поближе. И я сказала:
"Да мне-то, в общем, безразлично. Не меня же".
Но Генка как бы не заметил моей реплики, просительно сказал:
"Лиль, нам действительно пора".
И тут меня чёрт дёрнул за язык:
"Куда ты так торопишься? Не к своей ли мечте?".
А он спокойно так говорит:
"Да. К своей. Уже только к своей".
Мне стало смешно. Два здоровых парня, а о какой-то ерунде мечтают. Я обратилась к Гере:
"Гера, я понимаю Генку, ему есть о чём сожалеть, мечтать, но вам-то это зачем? Неужели вы верите в этот бред? Неужто вы на самом деле думаете, что этот город существует? Вы нормальный, здоровый, красивый парень, вы же всё можете сделать собственными руками?!".
Вот тут-то он и выдал мне по первое число. Он заговорил так убеждённо, так страстно, что я буквально влюбилась в него, наблюдая за жестикуляцией, выражением глаз, мимикой лица. Он говорил пылко, но мало, очень мало:
"Да, Вы правы. Я могу всё сделать сам, своими руками. — Он сложил руки лодочкой, а когда развёл ладони, там оказался, в буквальном смысле, огненный цветок, настолько он был ярок, он легонько хлопнул в ладоши и мираж исчез. — Но при этом всё равно нужна вера, вера без которой жизнь просто невозможна. Я всегда верю. Я верю людям, я верю солнцу, я верю другу, я верю Вам, Лиля. Я знаю, что вера может всё. Я это видел. Вы нет, потому что убегали со всех ног, спасая свою репутацию. Вы предали Генку, потому что не верили ему, не верили его любви, не верили себе. Я верю, я просто видел этот город. Я там был, я там жил, я там живу, и надеюсь буду жить ещё долго".
Я, как заворожённая, следила за его губами, пока он говорил, совершенно не слушая о чём. Они едва шевелились, изящно изгибаясь. Этот парень был не то, что симпатичный, он был красив. Голос его, тихий, убедительный, С лёгкой приятной хрипотцой, разливался бальзамом, ласкал слух. Это было очень приятно, настолько, что мне совсем расхотелось потешаться над их мечтой. Хотя когда-то это была и моя мечта. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться с ним, и я ответила, всё же не удержавшись от колкости: