— Вы шутите, — серьёзно заметил граф, — а мне кажется трагичным столь долгое существование идеограмм у нас в Любограде. Это неизбежная отсталость мышления…
— Вернее, замедленность прогресса и архаика форм, — поправил графа художник Ладожский, — отсталость подразумевает сравнение. С кем? Если с нами, то на каком историческом уровне? Наш современный гораздо выше. Сколько позади осталось лет хорошей, разумной и дружной жизни, жадного познавания мира, счастья обогащения красотой и радостью. Кто из нас отказался бы жить в те времена?
— Я, — откликнулся Шурик. — Они, наши предки, знали так мало. Я не мог бы…
— И я тоже, — согласилась Дафна, — но безграничный океан познания так же простирается перед нами, как и перед ними. Эмоциональной разницы нет. А личное достоинство, мечты и любовь, дружба и понимание — всё, что выращивает и воспитывает нас? В этом мы одинаковы.
Из глубины стереоэкрана послышалась мелодичная музыка, лишь изредка прерываемая диссонансными ударами и воплями. Перед горожанами появилась площадь на холме, покрытая чем-то вроде бежевого ковра. Эта дорожка направлялась через площадь к лестнице из того же материала. Уступ, украшенный высокими вазами и массивными столбами из серого камня, всего через несколько ступеней достигал стеклянного здания, сверкавшего в красном солнце. Лёгкий фронтон поддерживался низкими колоннами с причудливой вязью пилястров из ярко-жёлтого металла. Лёгкий дымок курился из двух чёрных чаш перед входом.
По асфальтовой дороге двигалось сборище молодых людей, размахивая короткими палочками и ударяя ими в звенящие и гудящие диски. Некоторые несли на перекинутых через плечо ремнях маленькие красные с золотом коробочки, настроенные на одну и ту же музыку, которую посетители чайной избы причислили бы к дикой какофонии первобытно общинного строя.
Видео камеры съёмочной группы приблизились к идущим, выделив среди толпы две четы, оглядывавшиеся на спутников и дальше на город со странным смешением тревоги и удальства. Все четверо были одеты почти в одинаковые чёрно-белые одежды. Девушки в белых пышных платьях, скрывающих их истинные фигуры. Двое мужчин в костюмы, в галстуках, расцвеченных извивами золотых драконов с разверстыми пастями. Каждый из мужчин подал руку своей спутнице. Продолжая двигаться боком к лестнице, они вдруг запели, вернее — пронзительно заголосили. Вызывающий напев подхватили все сопровождавшие.
— Если это свадьба, то почему они так боятся дворца бракосочетания?! — Возмущённо воскликнула Дафна.
— Госпожа Шушара! — Раздался голос седого.
Хозяйка питейного заведения вздрогнула от неожиданности, уронив бокал прессованного стекла, который не замедлил разбиться.
— Ваше преосвященство, благодаря нарушению вами общественного порядка я разбила десять бокалов для шампанского. Из Богемского, между прочим, горного хрусталя. — Сообщила она, набрасывая свой фартук на осколки. — С вас…
— Госпожа Шушара! — Повторно проревел раздражённый голос. — Это ещё что показывает ваше устройство?
— Как что? — Возмутилась госпожа Шушара, аж подпрыгнув на месте от негодования. — Разумеется, Любоград! Что же ещё?!
— Госпожа Шушара! В Любограде нет дворца бракосочетания! В Любограде есть дворец любви, и выглядит он совсем не так, как показывает эта ваша игрушка!
В обеденном зале воцарилась гробовая тишина. Все замерли в ожидании скандала. Даже дикая музыка, заполнявшая зал, вдруг стихла. Побелевшая хозяйка чайной избы вытаращенными глазами уставилась в стереоэкран.
Голубая лента Любоградской безымянной речки плавно огибала с обеих сторон крупный остров непривычных очертаний, скупо украшенный проплешинами разноцветных полян и разводами густых кустарников. Старший картограф экспедиции Алехандро Эль-Горро с трудом оторвал взгляд от монитора.
— Ящеры и исчезновение питейного заведения — Это же нелепость!
— И тем не менее, оно исчезло, — хладнокровно возразил Геннадий.
кибернетик сидел, примостившись в уголке дивана, обхватив длинными руками свои худые плечи, следя оттуда за действиями напарника.
— Кстати, — Светлов покосился на картографа, — ты совершенно напрасно относишься к ящерам с таким предубеждением.
Алехандро рассмеялся, приглядываясь к кибернетику.
— А давно ли ты записался в рептилофилы?
— С этой весны, — коротко ответил Геннадий и пояснил: — Один из моих многочисленных начальников, не помню номера, с которым у меня часто возникали разногласия по самым разнообразным вопросам, терпеть не мог этих животных. В пику ему я воспылал бескорыстной любовью ко всему племени пресмыкающихся. В особенности к крокодилам. Помимо всего прочего, мне было любопытно наблюдать, как он прыгал и вопил, обнаружив у себя в постели какого-нибудь пресимпатичнейшего ужа.