Она шла по лезвию бритвы.
Ощутил ли это Варгас? Или просто счел разговор бессмысленным? Но, как бы то ни было, именно он разжал тиски.
— Предоставим это будущему. Поскольку сапфировая Скрижаль есть Слово Божье, то Всевышнему и решать, достойны мы ее или нет.
Мануэла вздрогнула. Варгас и вправду сказал сапфировая Скрижаль?
— Сапфировая Скрижаль… — не раздумывая сказала она. — Значит, разыскиваемая вами вещь — из драгоценного камня?
Щеки монаха вспыхнули.
— Вы не хотите отвечать?
— Очень может статься, — пришел ему на помощь Эзра.
— Именно в этом ее ценность? И снова вопрос повис в воздухе. Помещение осветила вспышка молнии.
— Значит, большего вы мне не скажете… — Это прозвучало скорее как утверждение.
Мануэла сползла со стола и глухо проговорила:
— Я вас покидаю, сеньоры… Очень печально. Мне казалось, я завоевала ваше доверие. Судя по всему, я ошибалась.
Сарраг смотрел в стену, Эзра рассеянно водил пальцем по краю стола. Только Варгас вроде бы встревожился. Но и он ничего не сказал.
Должно быть, именно его поведение и задело ее больше всего. Она поджала губы. Нет, все же у этих мужчин за внешней мягкостью скрываются ледяной ум и железная логика, решила она. Ничего ей от них не добиться.
С горечью поглядев на Варгаса, она резко повернулась и направилась к выходу.
— Вернитесь! — Францисканец указал на то место, с которого она только что слезла. — И сядьте.
— Покажите ей письмо, — велел он Эзре. — Я имею в виду письмо Абена Баруэля.
Как ни странно, раввин вроде бы даже не удивился. Порывшись во внутреннем кармане, он вытащил оттуда сложенные вчетверо листки бумаги и протянул молодой женщине.
Араб собрался возразить, но, видя решимость Варгаса с Эзрой, промолчал.
— Вот, сеньора, прочтите, и все поймете…
Мануэла взяла листочки так осторожно, будто они стеклянные.
На улице по-прежнему бушевала гроза. Но молодая женщина ничего не слышала, погрузившись в чтение.
И это тот самый пресловутый заговор? Божественное послание, пришедшее из тьмы веков? Это настолько далеко от всего, что могли вообразить себе Великий Инквизитор, королева и она сама.
В какой-то мере Мануэла испытала облегчение. Она уже довольно хорошо знала этих людей, глубина и широта их познаний ее восхищали. И мысль, что они окажутся банальными заговорщиками, была Мануэле невыносима. К тому же само провидение сыграло ей на руку. Они ведь в Бургосе, где находится резиденция Торквемады. Завтра же, с утра пораньше, она потребует у Мендосы, чтобы он организовал ей встречу с Великим Инквизитором. И тогда она все ему объяснит. Расскажет ему о сапфировой Скрижали, о духовных надеждах, связанных с ней, и он, безусловно, прикажет прекратить операцию. И Мануэла вновь обретет свободу. И таким образом доведет все до конца, и на сей раз королева не сможет обвинить ее в уклонении, как тогда в Толедо, в день аутодафе.
Свободу она обретет, а дальше? Ее снедало любопытство. Действительно ли существует эта Скрижаль? Ничто не мешает ей поучаствовать в этом захватывающем приключении до его завершения. Освободившись от обязательств перед королевой и Торквемадой, она вполне сможет ехать дальше ради собственного удовольствия. Да, смогла бы, не будь одного, но весьма существенного препятствия: как только они доберутся до последнего места назначения, ей придется открыть им правду, рассказать, что у нее никогда не было этого несуществующего последнего ключа. И как они отреагируют? К тому же, сознавшись, она предаст доверие королевы. Надо над всем этим поразмыслить. А пока что самое главное — переговорить с Торквемадой. Потом будет видно.
— Благодарю вас. — Мануэла вернула письмо Эзре. — Я очень вам признательна.
Губы раввина раздвинулись в улыбке.
— Представьте себе, мы вам тоже. Помните эпизод с кровавой башней? Гольфинов, вашу сообразительность, когда вы поняли, что такое девственная и оплодотворенная материя? И, конечно, в первую очередь за вашу отвагу, когда меня арестовали. Все эти благодеяния заслуживают, чтобы вы узнали правду.
Мануэла, глубоко тронутая, поблагодарила старика.
— Кстати, об этой Скрижали. А вы знаете, что о ней упоминается в двух испанских сказках?
Мужчины с любопытством уставились на нее.
— Первая — история одного арабского султана, владыки Гранады, призвавшего к себе некоего человека, полуастролога-полуалхимика, чтобы тот помог ему победить врагов. Чудо, которое этому человеку удалось совершить. Однажды ночью, когда они находились во дворце, султан спросил у астролога, откуда у того волшебная сила. И тот поведал, что очень давно ездил в Египет, чтобы научиться у тамошних жрецов их ритуалам и церемониям, попытаться овладеть оккультными науками, познаниями, которыми были так знамениты египетские жрецы. Однажды, когда он беседовал с одним из них на берегу Нила, тот указал ему на пирамиды: «Все, чему мы сможем тебя научить, — ничто в сравнении с тем знанием, что сокрыто в этих величественных сооружениях. В сердце центральной пирамиды есть потайная комната, где лежит мумия верховного жреца, возведшего это сооружение. А вместе с ним погребена чудесная табличка знания, которая содержит все тайны волшебства и искусства. И жрец уточнил: «Эта табличка была дана Адаму после изгнания и передавалась из поколения в поколение. Как она попала в руки строителю пирамиды, известно лишь Тому, Кто всеведущ…»
— Удивительный рассказ, — отметил шейх. — Но если этот алхимик общался с древними обитателями долины Нила, ему должно было быть как минимум две тысячи лет!
— Об этом легенда умалчивает.
— Вы говорили о двух сказках…
— Действие второй происходит неизвестно когда. Подробностей я не помню, но там речь идет о любви принца и принцессы, вынужденных скрываться от гнева родителей, противящихся их союзу. Там также говорится — только не смейтесь — о филине, сообщившем о существовании неких реликвий и талисманов, восходящих к тем временам, когда на Полуострове правили визиготы. И среди этих предметов — сундучок из сандалового дерева, обитый на восточный манер металлическими пластинами, в котором содержатся записи, известные лишь немногим. В конце сказки выясняется, что в сундучке хранятся таинственная табличка и шелковый ковер, принадлежавшие царю Соломону, которые были привезены в Толедо евреями, поселившимися в Испании после падения Иерусалима.
На физиономии Саррага расцвела улыбка.
— Забавно, особенно если учесть, что у арабов Сулейман считается повелителем джиннов, что он был магом и передвигался на ковре-самолете.
— И это лишний раз доказывает, что легенды зачастую оказываются правдой, — подчеркнул раввин. — И наоборот. — Немного поразмыслив, он встал: — Я иду спать.
— Я тоже, — вылез из-за стола Сарраг. Францисканец помахал листочками с четвертым Чертогом.
— А это? С этим что будете делать?
— Завтра будет новый день, — буркнул Эзра.
— Жаль… На мой взгляд, этот Чертог — самый приятный из всех.
Но раввин лишь повторил:
— Завтра будет новый день.
Дверь трапезной с глухим стуком закрылась, и в помещении воцарилась тишина.
— Пожалуй, я тоже пойду спать, — сообщила Мануэла, поправив шаль. Она только собралась встать, как Варгас произнес:
— Я тоже хочу вас поблагодарить.
— За что?
— За тот день в Саламанке. Без вас мне, скорее всего вряд ли хватило бы мужества поддержать генуэзца. И я вам признателен, что вы подтолкнули меня.
— Скажем, я просто разбудила то, что в вас дремало. Рафаэль сложил руки на столе.
— Я бы мог отвертеться.
— Не думаю. Вряд ли, будучи тем, кто вы есть.
— И кто же я? — нахмурился он.
— Человек, некогда бывший членом ордена Сантьягоде-ла-Эспада. Рыцарь, сын и внук рыцарей.
Монах не смог скрыть волнения:
— Как вам удается читать в душах других людей?
Мануэла защитным жестом запахнула шаль на груди.