В дверь на кухне, со двора, сильно постучали. Женщины бросились из столовой кучкой. Вдова молитвенно шептала:
— Хоть бы бабка была здесь.
Стук продолжался. Женщины мялись в коридоре, медленно продвигаясь к кухне. Стук усиливался. Глухое бумканье сопровождалось дребезжанием. Били чем-то тяжелым — должно быть, прикладом винтовки.
— Кто там? — спросила Анна Власьевна, еле шевеля белыми губами.
Но в ответ ни с чем не сравнимым, переходившим в рычание стен громом грохотала дверь.
— Кто там? — кричали женщины так же отчаянно, как стучали извне.
За окнами царил белый день, и от его страшного, безжалостного света они были отделены лишь условными перегородками стекол. Скорлупка жилища, защищавшего их существование, оказалась такой же некрепкой, как борта лодки, затертой льдами. Должно быть, женский визг проник в сени, стук прекратился, хриплый мужской голос оказался так близко, как будто произнес кто-то из-под шапки-невидимки:
— Открывай солдатам вольного народа!
— Что вам надо?
— Оружие ищем, офицеров.
Но сорванный фальцет вмешался с грозным озорством:
— Открывай, чего там! Грабить идем!
— Не откроем! — взвизгнула Танечка.
Бас равнодушно отозвался:
— Дверь вышибем.
Вдова, тряся головой, прошамкнула дряхло и бессильно:
— Открывайте, Анна Власьевна, все равно остались только горшки.
Теснясь, гремя оружием, поводя стволами револьверов, вошли пятеро молодцов анархической роты.
— Ложись на пол! — крикнул сорванным фальцетом Янек.
— Кого ложить? Бабы же! — проворчал Вахета, опуская наган.
От вошедших шел самогонный дух. Пулеметные ленты на полушубках напоминали оскаленные зубы. Скучливо поглядев на женщин и настороженно на дверь в коридор, Гришка промямлил:
— Граммофон е? Граммофон мы шукаем.
Он произносил украинские слова издеваясь.
— Нет у нас граммофона, солдатики, — слезливо отвечала вдова, мигая белыми слезными глазами.
— И не было никогда. Да и зачем он в такое время?
— Брешет! Побачим.
Ковырнем штыком. И Янек залихватски усмехнулся.
— Может, пластинки есть.
Гришка кусал красные злые губы, раздражался, поскрипывал ремнями франтовского снаряжения.
И все, тоже злобясь, двинулись в комнату, оставляя на половицах желтые навозные следы. Младший Божко помахивал безголовой курицей. Они, видимо, привыкли к чужим домам и даже в дело грабежа не вносили ни суеты, ни излишних криков. Заглядывали в двери с таким видом, словно давным-давно присмотрелись к этому разоренному мещанскому уюту. Мебель у вдовы была дешевая, потертая, помятая. Сколько-нибудь занятных мелочей не наблюдалось. Налетчики обошли четыре комнаты безразлично и поспешно, как квартиронаниматели.
А в пятой, в столовой, хандрил Валька. Он слышал стук и разговоры вдалеке, но они показались ему неинтересными. Только что он открыл секрет завода у паровозика железной дороги, дорогой игрушки. Нужно повернуть ключик сбоку, и поезд из пяти тяжелых, массивных вагонов, бодро дребезжа, обегал несколько раз рельсовый круг. Конечно, приятно добиться действия замечательного механизма. Валька гонял поезд уже с четверть часа. Теперь он жаждал восхищения зрителей, привычного яда. В одиночестве гордость его иссякла, оставляя чувство тоски и ощутимой боли в плечах от неудобного положения, в котором он следил за движением поезда. Увидав солдат, Валька захлопал в ладоши и закричал:
— Смотри, ездит!
Мать его, черноглазая Настя, дрожавшая за спиной Анны Власьевны, всплеснула руками и бросилась между ребенком и солдатами. Она стояла посредине комнаты, как бы распластанная на невидимом кресте.
— Брешет! — проговорил один из братьев Божко и оттолкнул бабу.
Паровозик, гремя, бежал по кругу. Льноволосый Гришка зашелся беззвучным хохотом.
— Ай, паразиты, до чего додумались! Ну, малый, покажи.
Мальчик, важничая, крутил ключик. Взрослые не дыша смотрели в центр круга, где совершал свои магические действия крохотный человечек. Янек присел на корточки. И чудесный паровозик поволок состав.
— Крути, Гаврила! — крикнул Гришка Грехов. — А ну, дай мне!..
Он сел на пол. Валька великодушно уступил игрушку:
— На!
Потом он вытащил из груды сокровищ любимую обезьянку с секретом: дернешь за хвостик — плюшевые конечности судорожно вскидываются вверх.