Симич слушает и ничего не понимает.
Милан. Давайте, снимайте плащ. Вам плохо станет.
Профессор Симич как ребенок послушно снимает плащ. Он остается в парадном костюме, накрахмаленной рубашке, с галстуком, завязанным мертвым узлом.
Милан. Парадный костюм? Тот самый? (Подмигивает старику.) И у моего отца такой есть. В верхнем ящике его письменного стола, в синей папке, у него лежит инструкция насчет его похорон. Фотография для некролога, список выступающих, список тех, кого приглашать, а кого нет. Там же записано и какой костюм. Точно такой же. Он у него самый лучший.
Симич осматривает свой похоронный костюм. Поправляет лацканы.
Милан. Нужно набраться терпения. Поверьте мне, это всегда тянется долго. В это время года, когда готовится ежегодное собрание, они совещаются часами. Рассматривают предложения, обсуждают имена и заслуги, и так до умопомрачения. Садитесь.
Симич садится. Точнее, тело Симича соглашается сесть. Сам же Симич, лично, остается стоять. Милан возвращает ему книги, он просто кладет их Симичу на колени.
Милан. Не волнуйтесь. Я это наблюдаю уже годами. Если мой отец за кого-то просит, то его непременно принимают. Просто это всегда происходит таким образом.
Губы Симича в конце концов искривляются в улыбке. Точнее искривляется лицо, а губы только слегка вздрагивают. Но Милан знает этого человека, друга своего отца, которому все они в жизни многим обязаны, поэтому ему известно, что это и есть его настоящая улыбка.
Милан даже немного растроган.
Милан. А что это у вас…? (рассматривает названия книг на коленях Симича. Читает.) «История права у иллиров», профессор Милисав Симич. Так это ваше?! (Симич кивает.)Я и не знал, что у иллиров была правовая система…
Симич. Да в сущности-то ее и не было.
Все-таки Симич раскололся. Заговорил в конце концов! Просто не выдержал. Но Милана это особенно не взволновало, он хорошо знает этот хрипловатый голос. Ему интереснее дальше рассматривать книги.
Милан. Посмотрим, что тут еще у вас… «Государство и государственность», Милан Симич, опять у иллиров?
Симич. Нет.
Милан. Знаю, вспомнил. Это был учебник, да?
Симич. Рекомендуемая литература.
Милан (читает дальше.) «Сны и бессонье», стихотворения! «Бессонье», я и не знал, что есть такое слово…
С Симича уже хватит. Он берет книги и прячет их в папку.
Милан. Так вы, профессор, и стихи пишете?
Симич снова не отвечает. Он свое сказал. Больше говорить не хочет.
Милан. И мой отец пишет стихи, вы об этом наверняка знаете. Кучу стихов написал, несколько сборников, не меньше пяти. А то и десять. И каждое стихотворение кому-нибудь посвящает — королю, матери, покойной жене — моей маме, своему врачу, Достоевскому. Потом еще одному родственнику, который погиб на войне, потом детям всего мира, природе, солнцу… в общем, всем. Всем кроме меня. Мой отец уже тридцать пять лет пишет стихи, но ни одного, ни одного никогда не посвятил мне.
Тут наконец замолкает и Милан. Симичу жаль своего самого плохого студента, ему грустно видеть, во что тот превратился. Через некоторое время Симич произносит.
Симич. Милан, мальчик, почему вы не работаете?
Милан. Так я же на пенсии. Разве папа вам не сказал?
Симич. Как на пенсии?! Сколько же вам лет?
Милан. Тридцать пять. Пенсия по инвалидности.
Симич. Но ведь вы не инвалид?!
Милан. У силовиков такое правило.
Симич. Бог знает что! А зачем вы вообще пошли в полицию? Кому же как не вам было работать по специальности!
Милан. Как я буду работать? А кто тогда позаботится об отце?
Симич. Не такой уж он беспомощный. Вы же юрист, а не шофер.
Милан. Нет, нет. Мой отец не может без помощи.
Симич. Почему это не может? Он даже младше меня.
Милан. Кроме того, я и не шофер. Просто я его иногда вожу. И жду. Если у меня есть время и если я не делаю что-нибудь другое.
Симич. Об этом я вас и спрашиваю, Милан. Почему вы не делаете что-нибудь другое?