— Расскажи про вчерашнее, — наперебой просят Саша и Витюшка.
Вчера отец рассказывал про свою молодость. Как при царе, в первую мировую войну, забрали его в армию, привезли на фронт. Как, раненный, попал он в плен к австрийцам, как удалось ему убежать.
— Сказочку… — просит Витюшка, забираясь на грудь к отцу и снова сползая на ватную подстилку.
— Про вчерашнее… — требует Саша. Витюшка замолкает.
— Ладно… про вчерашнее, — соглашается он.
— Отправили меня в санитарном поезде в Петроград, — рассказывает отец. — В самую революцию это дело было… — Голос у отца тихий, мягкий, льется спокойно, неторопливо… — Помню, улицы день и ночь кишмя кишат народом, знамена, флаги… Ходили и мы, солдаты, на демонстрацию. Несли кумачовый стяг, написано на нем: «Война — дворцам, мир — хижинам!» Бывало, друг друга спрашиваем: «Ты за кого? За какую партию? За народ или за буржуев?» Ну, ясное дело — солдаты за народ. За буржуев охотников нет… Все за большевиков стояли…
Интересно рассказывает отец, но глаза у ребят слипаются. Уже засыпая, Саша слышит, как за столом отец и мать снова ведут разговор о постройке в селе новой школы. В избе тепло и душно. Пахнет горьковатым дымком от незаглохшего самовара. Тускло горит, чуть потрескивая, подвешенная к брусу жестяная лампа. И снится Саше эта новая школа…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Еще давно, когда мать только выбрали председателем сельсовета, начался разговор о постройке новой школы. В старом здании с трудом помещались все ребята. Занятия приходилось проводить в две смены. Саша видел, что мать советовалась с учителями, писала какие-то заявления, часто ездила в город и, возвращаясь обратно сердитая, говорила:
— Обещают…
Всё обещают. А когда — неизвестно. Забот у Надежды Самойловны было много и помимо школы. К председателю сельсовета шли по всякому поводу, иногда просто посоветоваться по своим семейным делам.
Но Саша знал: если мать чего захочет, она не отступит, настоит на своем.
И вот однажды зимой она вернулась из города сияющая, веселая, краснощекая от мороза. Схватила, не раздеваясь, сыновей в охапку, завертела их, прижимая к себе, целуя и приговаривая:
— Ну, сынки… будем строить школу… Будем строить… Разрешили…
Вечером, как обычно, к Чекалиным собрался народ. За окнами свистел ветер. У потолка плавал дымок от махорки. Саша тоже сидел за столом, покрытым самотканой скатертью, и внимательно слушал.
— Разрешить-то разрешили… — сомневался учитель Петр Иванович, — с материалом задержка будет. Теперь такое строительство кругом развертывается. Каждый кирпич на вес золота…
— Если нужно, я сама в лес поеду за бревнами, — звенел голос учительницы Александры Степановны — воскресник можно провести… Разве у нас нет в селе своих плотников, печников?.. Все можно сделать если захотим.
«Все можно», — думал Саша, не сводя глаз с учительницы.
Опасения Петра Ивановича не оправдались. Весной, как только просохла дорога, по большаку потянулись в село подводы с лесом, кирпичом, тесом, у Саши и его приятелей прибавилось. Под их неусыпным наблюдением на пригорке в бывшем барском саду приехавшие из города каменщики выложили из красных кирпичей фундамент. Потом пришли плотники и дружно затюкали топорами, обтесывая слезившиеся янтарными потеками еловые бревна.
Прогнать непрошеных помощников невозможно. Ребята, как белки, карабкаются по стенам, роются в куче стружек, звонко верещат:
— Нам школу строят!..
Плотники хотя порой и покрикивают на них для острастки, но не очень сердито — им весело с ребятами. Безотказные помощники готовы услужить в любом деле, только скажи слово.
— Пойдем на речку. Чего ты здесь прилип? — зовут Сашу ребята, когда надоедает вертеться у стройки.
— Погоди ты!.. — отмахивается Саша. — Тут интереснее…
Топор, пила и рубанок знакомы ему давно. Но у мастеров-плотников эти инструменты играют и поют в руках. Как ловко, быстро и чисто все у них получается!
Когда плотники усаживаются на перекур, Саша завладевает рубанком.
— Дотошный ты парень, — говорит Саше рыжебородый пожилой плотник Петрович, старший в артели, и скороговоркой добавляет: — Учись, учись, сынок. В жизни все пригодится. А то, может, в артель к нам пойдешь работать?
— Пойду, — соглашается Саша. Глаза у него блестят от радости. Интереснее плотничьей работы, кажется Саше, нет ничего на свете.
Дома Саша с увлечением рассказывает:
— Меня в артель приглашают. Дюже, говорят, рубанком я строгаю чисто.