— Оленька, милая, — негромко проговорила Елизавета, — ты не оставишь нас ненадолго?
— Как пожелаете, ваше высочество.
Процокали каблуки, и ее благородие титулярный советник какого-то-там ведомства исчезла за дверью. И стоило шагам стихнуть, как что-то неуловимо изменилось. Великая княжна, наследница рода Романовых, а может, и короны, вдруг поникла, разом превратившись в самую обычную девчонку на полтора года младше меня нынешнего.
И я вдруг подумал, что само ее облачение — легкий брючный костюм, надетый на блузку с расстегнутой верхней пуговицей, был не намеком на неформальную беседу без особых церемоний, а следствием самой обычной небрежности. Вызванной то ли спешкой, то ли высшей степенью расстройства.
Подойдя поближе — еще до того, как сесть — я разглядел чуть красноватые усталые глаза. Ее высочество выглядела так, будто или не спала целую ночь, или примерно столько же плакала без перерыва. Чуть припухшие веки и нос явно указывали на второе, и вместе с дрожащими руками, напряженной позой и взглядом загнанной дичи вместе означали только одно.
Елизавета в отчаянии.
— Наконец-то вы пришли! — проговорила она, хватая меня за руку. — Господь милосердный, наконец-то… Я могу доверять только вам!
— Хм-м-м… Полагаю, не только, ваше высочество. — Я осторожно улыбнулся. — Но мне, конечно же, вы можете доверять целиком и полностью.
— И только вам! — Елизавета понизила голос, почти переходя на шепот. — Его люди повсюду!
— Чьи?
— Морозова, конечно же! Вам известно, что он уже назначил дату венчания?
Ах, ты, старый сукин…
Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать. Незамысловатый, и все же изящный в своей простоте ход: сначала обвенчать наследницу рода Романовых со своим непутевым отпрыском в церкви, потом короновать, насильно приведя под присягу всех несогласных… И только после совершеннолетия Елизаветы, наконец, устроить официальную церемонию бракосочетания и поставить в каком-нибудь из залов Зимнего дворца сдвоенный трон.
Венчание уже лет этак сто не считалось официальной юридической процедурой, так что на право Елизаветы унаследовать престол не влияло никоим образом. Однако и для местной знати, и для всей Европы значит ничуть не меньше, чем брак, зарегистрированный по всем правилам и буквам закона.
Иными словами, после поездки в церковь моя несчастная племянница станет собственностью младшего Морозова и инкубатором для его чертовых наследников!
— Мне угрожают со всех сторон, — вполголоса продолжила Елизавета. — Если я откажусь, Совет посадит меня под замок до конца дней. Или сделает что-то еще похуже! А если соглашусь и обвенчаюсь — меня уберут иберийцы.
— Не думаю, что этого стоит бояться. — Я покачал головой. — Такое непросто провернуть — Зимний дворец охраняют, как никогда раньше.
— Морозов слишком занят борьбой со своими врагами внутри страны, — вздохнула Елизавета. — И они будут пробовать снова и снова, пока, наконец, у них это не получится!
А ведь в чем-то она права. Ситуация, фактически, патовая: венчание станет той самой точкой, в которой не самая важная фигура в одно мгновение станет ценнейшей для одних и помехой — для других. Морозов не примет отказа, а иберийцы вряд ли захотят видеть на троне хоть кого-то кроме своего ручного герцога Брауншвейгского. И единственный способ спасти Елизавете жизнь — не допустить венчания.
— Что ж… Позвольте подумать, ваше высочество. — Я нахмурился и чуть подался вперед. — Я не слишком искушен в подобных делах, однако…
— Не нужно ничего думать. У нас уже есть план — простой и надежный! — Елизавета вдруг вскочила с кресла и схватила меня за обе руки. — Женитесь на мне!
Глава 4
От неожиданности я едва не подпрыгнул. Потрудись Елизавета велеть кому-нибудь из прислуги принести чай, я наверняка выплюнул бы его прямо на царственную блузку или туфельки. Степень моего удивления взвилась до каких-то абсолютно немыслимых пределов и разом достигла таких значений, что разум в принципе отказывался даже пытаться обработать услышанное.
Отозвалось даже тело — запертые в нем Конструкты, похоже, посчитали, что их хозяин и владыка в опасности и тут же отреагировали: выбросили в кровь столько абсолютно ненужного адреналина, что сердечный приступ едва не навестил меня лет этак на пятьдесят-шестьдесят раньше положенного.
— Ваше высочество… Господь милосердный! — Я откашлялся и похлопал себя по груди. — Ну нельзя же так с живым человеком в самом-то деле!
— Думаете, я шучу? — Ноздри Елизаветы на мгновение раздулись от гнева, но она тут же взяла себя в руки. — Поверьте, Владимир, мне никогда не пришло бы в голову потешаться над героем, тем более — таким образом. Но я совершенно, полностью серьезна!