Равенна спокойно и методично вылизывала раны жеребёнка своим шершавым языком. Очевидно, это было ему не слишком приятно, потому что, проснувшись, он снова заскулил от боли.
— А ну тихо.
Равенна поставила на жеребёнка лапу, и он смирился, затих. Поглядел испуганными глазами, в которых не осталось ни капли вчерашнего леса и ещё чего-то удивительного, что было там до заката, во время и после. Вполне возможно, что это лишь присутствие смерти разбудило в нём — и в ней — что-то особенное, а теперь они стали теми, кем и были всегда по своей природе. И на кой черт она его подобрала? Что она теперь будет с ним делать? Вылечит — а потом принесёт обратно в стаю травоядных, положит на землю под умилённые возгласы людей? Дескать, смотрите все — я спасительница, одолевшая свои инстинкты, я чудо природы, я лев, которого никогда эта земля не видела? Здравствуй, новая сотня удивительных историй. Вспышки людских коробочек, взволнованные человеческие женщины — итог её долгой жизни, которую она провела в поисках чего-то… но точно не вот этого.
— А теперь пей.
Равенна подтолкнула вылизанного малыша к реке.
— Вода вон там. Да вон там она, глупый. Ты что, совсем ничего не понимаешь?
Впрочем, скорее всего, он действительно ничего не понимал. После долгих неуклюжих попыток встать жеребёнок, наконец, сумел взгромоздиться на свои длинные, тонкие ноги и неуверенно заковылял к воде. Равенна улеглась на нагретой солнцем траве, вытянув передние лапы и, наконец, вылизывая саму себя. Прищурившись, она с удовольствием чувствовала, как жаркие лучи скользят по её загрубевшей шкуре, не боявшейся ни жары, ни холода. И даже привычный голод, пропитавший её кости, её почти не мучил. В своих долгих поисках она забредала на самые окраины саванны — туда, где проще было самой стать травоядной, нежели достать себе мало-мальски пригодную пищу. Теперь, впервые за много лет вокруг была чистая вода и множество нежных тел — Равенна пришла сюда из-за оленёнка, однако ей даже не хотелось пока что приниматься за охоту, одна только эта картина насытила ее.
Она лениво облизнулась. К чему торопиться? Добыча не убежит.
Вскоре вернулся жеребёнок — вылизанный, мокрый и чистый. Он осторожно улёгся перед Равенной, с трудом разместив свои длинные ноги, с которыми, похоже, пока что так и не научился обращаться. Равенна презрительно фыркнула. То ли дело лапы льва. Намного удобнее.
Жеребёнок испуганно прижал уши.
— Я тебе не нравлюсь?
— Нет, у меня просто такой характер.
Но на этот раз Равенна не была уверена, что этот диалог действительно произошел. Она начинала подозревать, что просто выдумала его. Как бы услышать голос жеребёнка по-настоящему? Хотя бы так, как вчера?
Она наклонилась над ним, пристально сверля его своими золотыми глазами. Оленёнок испуганно молчал.
— Тебе известно о том, кто мы с тобой — ты и я — такие?
— Нет.
— Я лев, а ты — газель.
— Я лев, а ты — газель, — послушно повторил жеребёнок.
— Наоборот, дурак! — поморщилась Равенна. — Ты знаешь, чем газель отличается от льва? Или даже не так, чем травоядные отличаются от хищников?
Судя по ужасу, отразившемуся в его глазах, он не знал ответа ни на один из этих вопросов. Как такое могло произойти? Ещё вчера он знал что-то такое особенное, про то, что был каким-то оленем в какой-то прошлой жизни, а теперь не понимал даже самых элементарных вещей. Но где-то в глубине души Равенна чувствовала, что всё правильно, что именно так всё и должно быть. Ведь он же только вчера родился.
Вчера он был странным, потому что это был день, когда он повстречался одновременно и с жизнью, и со смертью, а сегодня он стал нормальным. Так, получается, это ей предстояло обучать его базовым вещам?
— А вот я сейчас тебе и объясню! — неожиданно загорелась Равенна, вскочив на лапы.
Она огляделась вокруг себя. Десятки полосатых, давно не пуганных никем зебр сновали между деревьями, не обращая на неё ни малейшего внимания. То ли они уже совершенно обнаглели, то ли она перестала походить на льва и выглядела каким-то жалким травоядным, не внушающим никакой угрозы. И в том, и в другом случае с этим следовало немедленно что-то сделать.
Львица пригнулась, прячась за стеблями высокой травы, обвела саванну цепким взглядом...
— Равенна! Ты слышишь меня, Равенна?
...её золотые глаза расширились. Голос сказал кое-что ещё. И она была так потрясена, услышав это, что ей хотелось тотчас броситься на кого-то и одним ударом лапы вогнать его в землю — вот только кого именно, она так и не поняла. Не найдя ответа на этот вопрос, львица вскинула голову и, позабыв даже прищуриться, посмотрела прямо на слепящее солнце. Точно это оно говорило с нею.