— НЕТ!!! Как ты… как ты смеешь требовать от меня такого?! Это против природы! Это… это худшее унижение, которое только можно себе представить, это… это… Это неслыханно! Земля перевернётся, если я это сделаю!
Равенна рычала. Она рычала так громко и так яростно, что все зебры тотчас опомнились и разбежались, немедленно вспомнив, кто тут лев. И один только оленёнок, обомлевший от ужаса, заковылял на своих немыслимых ногах и, заблеяв, ткнулся мягкой мордой в исхудавший бок львицы.
Равенна опомнилась.
С кем она разговаривала?.. То, что она услышала — это уж точно не оленёнок сказал ей. И не смерть, потому что нынче вокруг была лишь жизнь во всей её полноте и многообразии. Тогда кто? Солнце? Праматерь Всех Зверей — та, которая и создала нас такими, какие мы есть, а теперь требует от львицы нарушить свой собственный закон?
Равенна фыркнула.
Нет, она просто сошла с ума.
Да никто бы и не решился произнести подобных слов. Ни у кого бы ни хватило смелости.
Оленёнок испуганно терся мордой о её лапу. Он был в ужасе от её ярости и рыка, однако почему-то не убегал — наоборот, подошел к ней и… попытался успокоить?
— Скажи мне! — взмолились его карие, широко распахнутые глаза, когда Равенна, чуть успокоившись, повернула морду. — Скажи мне, в чем разница между газелью и львом, если ты так рассердилась, что я не знаю!
— Я не рассердилась, — буркнула Равенна. — У меня просто такой характер.
Она подумала, что это даже смахивает на шутку. Но он, разумеется, не рассмеялся.
— Ну хорошо. — Львица вновь уселась на задние лапы и обвила их хвостом. — Я попробую объяснить тебе, что такое лев. Посмотри на меня. И скажи, что чувствуешь. Как тебе кажется, кто я такая, для чего природа создала меня такой?
Она оскалилась, показав свои острые клыки. Да, она была не в своей лучшей форме, но всё-таки не совсем потеряла естество. Он должен был понять.
Оленёнок смиренно вглядывался в неё, хлопая длинными ресницами.
— Ты… ты… — Он отчаянно боялся ошибиться. — ...мне кажется, ты — мама.
Равенна застыла.
— МАМА?!
Подобный ответ она не ожидала услышать даже в страшном сне. Впрочем, по сравнению с тем, что она слышала перед этим… Нет, это уже было даже не так невообразимо, как могло бы показаться.
Львица покачала мордой.
— Ты такой глупый. Ты совершенно ничего не понимаешь об этом мире.
А ещё, вполне возможно, что он ничего этого не говорил. Что она продолжала выдумывать — как выдумала даже ту невероятную вещь, будто бы послышавшуюся ей в чём-то… в плеске воды. Шелесте трав. Гудении насекомых.
— Скажи по-настоящему, — потребовала Равенна. — Открой рот! Попытайся хотя бы заблеять, если действительно меня понимаешь!
...но жеребёнок молчал и не шевелился. Было очевидно, что он ничего не слышал, и все это было лишь глупой выдумкой. Львица отвернулась. Тогда он снова потерся мордой о её жесткий шерстяной бок, изъеденный насекомыми и колючками. И это-то было правдой. Вполне объяснимой — ведь, судя по всему, она была первой, кто встретил его в этом мире. Она спасла его от смерти, она вылечила его от ран, она велела ему подняться на ноги и показала, где спуститься к воде. Он ничего не знал о львах и газелях, о хищниках и травоядных, что ещё он мог делать в существующих условиях?
Она должна была научить его всему.
Равенна медленно поднялась на лапы.
— Вот трава, — хмуро сказала она. — Это твоя пища. Не очень-то… — львица с отвращением поморщилась, — ...вкусная на мой взгляд. Но ты питаешься именно этим. Так устроено природой. Ешь.
Жеребёнок смотрел на нее, прижав уши. И, разумеется, ничего не делал — потому что не понимал её речь.
Равенна закрыла глаза. Склонила морду, внезапно остро почувствовав то, чего никогда не чувствовала прежде — запах сухой травы, пропитанной солнцем, жар, идущий от земли… даже сочный зелёный цвет молодых ростков, пока ещё не пробившихся сквозь землю, на мгновение промелькнул перед её подёрнувшимся пеленой взглядом.
«А я-то ещё считала, что смерть — это то, что я видела вчера», — подумалось львице на мгновение.
...нет, она не сделала этого по-настоящему. Не стала жевать, глотать и делать вид, что происходит что-то, вполне привычное. Но на одно мгновение горький сок травы обжег её шершавый язык, смешавшись со вкусом вылизанной крови… И Равенне показалось, что мир вспыхнул ослепительно зелёным светом. Даже солнце — и то вдруг стало зелёным в зелёном, как юная трава, небе.