— Ты… Ты что? Ты с ума сошел? — Маленькие бусинки вдруг выбежали из ее глаз. — Издеваешься… За что?
Она резко встала, отошла к окну и отвернулась. Человек растерялся.
— Я не издеваюсь, — проговорил он наконец. — Я серьезно.
Женщина вздрогнула, как от удара, взяла с подоконника сигареты и зачиркала спичкой. Человек насторожился. Он понял, что сделал что-то не так. В повисшей тишине потикивали ходики.
— Странный ты какой-то, — затянувшись наконец, сказала она в стекло и оглянулась. — Слушай, ты чего это, все время?..
— Чего я все время? — Человек изо всех сил пытался понять, что происходит.
— Ну, говоришь чего-то. Слова разные.
— Слова?
— Ну да, — Таня внимательно поглядела на него. — Ты не обижайся только. Но будто ты ненастоящий какой-то, правда…
— Почему — ненастоящий? — раздельно, не сводя с женщины пристальных глаз, спросил человек.
Она не ответила — и тогда жернова мыслей заворочались в его лобастой голове.
— Таня, — сказал он, вставая. Слова медленно сходили с крупных губ. — Я сейчас уйду.
— Подожди! — Ее глаза заглядывали снизу, искали ответа. — Ты обиделся — обиделся, да? Но я не хотела, честное слово… Господи, вечно я ляпну чего-нибудь! — Она жалобно развела руками. — Не уходи, Слава. Сейчас картошка будет. Ты же голодный!
Последние слова она сказала уже шепотом.
— Нет, — ответил человек, чувствуя, как снова начинает плыть земля под ногами.
Он тонул в ее зеленых глазах, дымок поднимался от сигареты. Он хотел сказать ей на прощание, что Минздрав СССР предупреждает, но почему-то промолчал, а потом, уже на пороге, сказал совсем другое:
— Таня. Вы. Мне. Очень нравитесь. Это правда. Но. Я должен. Идти. Мне надо.
Говорить было трудно. Приходилось самому подбирать слова, и человек очень устал. Он хотел во всем разобраться.
— Заходи, Слава, — тихо ответила женщина. — Я тебя накормлю. — И протянула пиджак.
Что-то встало у человека в горле, мешая говорить. Он, как маленькую, погладил ее по голове огромной ладонью. Синяя струйка потянулась за ним к лифту.
Человек шел через город.
Он не знал адреса, он никогда не был там, куда шел, но что-то вело его, какое-то странное чувство толкало в переулки, заставляло переходить улицы и снова идти. Его пошатывало, синяя струйка стекала по грязным ботинкам, окрашивая лужи на тротуарах, но человек не замечал ее. Он шел, боясь заглядывать в лица.
Он был чужим в этом бойком, свинченном светофорами городе — чужим со своим пиджаком, со своим ростом, со своими хорошими мыслями, заколоченными в восклицательные знаки.
У перехода человек остановился, пропуская машину, и она окатила его бурым месивом из лужи. Быстро обернувшись, он увидел за рулем холеную женщину и с тоской вспомнил Таню, ее кухоньку, луковицу в баночке на облупленном подоконнике. Он насупил брови, уязвленный сравнением, и снова, как тогда, на скамейке, услышал свое сердце.
— От каждого по способности — каждому по труду! — глухо произнес человек, провожая стремительный «мерседес», и помрачнел, размышляя о таинственных способностях женщины за рулем. Две проходившие мимо представительницы советской молодежи прыснули. «Псих!» — громко сказала одна представительница, а другая, пообразованнее, сказала: «Крэйзи!»
Человек шел через город, и, как почва в землетрясение, трещинами расходились извилины за высоким куполом его лба. Он впитывал в себя этот мир, он начинал понимать его, и что-то нехорошее рождалось в нем. Возле площади с огромным каменным гражданином на постаменте человек перешел улицу по диагонали.
— Красный свет зажегся — стой! — ожесточенно прошептал он, и кривая усмешка обезобразила крупное лицо.
Смеркалось, когда, повернув в затерянный переулок, человек остановился у подъезда старого, с облупленной лепниной дома: здесь!
Кукин, чертыхаясь, начал пробираться через полутемный, заваленный листами картона коридор. В дверь снова трижды позвонили — громко и требовательно.
— Кто? — крикнул он, вытирая руки тряпкой, смоченной в растворителе.
— Слава, — ответили из-за двери.
«Храпцов приперся», — подумал Кукин, открывая.
Но это был не Храпцов.
— А-а-а! — завопил Кукин, попятился, обрушил с табурета коробку с красками и упал на полотно «Пользуйтесь услугами сберегательных касс», сохшее у стены.