Возвращаясь к проблеме нонконформизма, следует сказать, что это прежде всего – личностное качество художника, вопрос его мировоззрения и творческой независимости. Так было всегда, не только в ХХ веке. Величайшим нонконформистом был Питер Брейгель Старший, удивлявший своих современников и потомков независимостью ума, личностным прочтением и оригинальностью трактовок общечеловеческих легенд и мифов.
И ещё одно важное обстоятельство, имеющее прямое отношение к проблеме нонконформизма.
Полвека назад живопись, как художественная дисциплина, как стиль в своей пластической основе, завершила свой цикл развития вместе с последними всплесками абстракционизма. После чего начался непосредственно концептуальный период развития последовательного контрискусства.
Рождение самого стиля концептуализма в конце 60-х годов было не случайным вывертом одичавшего западного ума, а естественным продолжением и разновидностью позднемодернистской философии. В данном случае в основе этой очередной «новой волны» лежал миф о всевластии средств массовой информации и прежде всего – электронных СМИ. И ведь всё это происходило под знаменем нонконформизма.
В России все эти перипетии переживались в социальном ключе подспудного или явного противостояния до тех пор, пока Империя не рухнула.
Здесь представлены работы разного времени и стиля, но они все с концептуальной направленностью и пластической наполненностью характеризуют различные этапы индивидуального сознания автора и наиболее ярких художников своего времени.
Савелий Мительман
Мое к этому отношение
Портрет Владимира Маяковского, рисунок.
Приближается столетний юбилей самого молодого и звонкого из великой плеяды русских поэтов ХХ века.
Десять лет назад впервые обратил я внимание на фотографию гениального юноши, почти подростка с широко раскрытыми глазами в костюме пилигрима. Взгляд как из бездны, пронзал своей неприкаянностью, бросал вызов этому миру. Маленькие зрачки глядели тревожно, почти угрожающе: «а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен?». Я испытал своего рода визуальный шок и только потом пошли стихи, которые сразу же заслонили все, написанное другими.
Прошло десять лет и ситуация в стране резко изменилась. Мы узнали много новых фактов , по новому взглянули на историю нашего государства, но мое отношение к нему не изменилось. Я по-прежнему считаю его величайшим поэтом ХХ века.
Вот такая, очень непопулярная на сегодняшний день точка зрения. Историческая конъюнктура сложилась для него столь неблагоприятно, что многие, не принадлежащие к династии любящих Маяковского, хотели бы попросту пропустить эту дату. А таковая династия существует («существует и ни в зуб ногой») так же, как и сорок лет назад. И никакие политические спекуляции этому не помешают.
Напрасно некоторые знатоки-лингвисты пытаются убедить нас в том, что Маяковский превратился в поэта для поэтов наподобие Анненского или Хлебникова, - не тот масштаб, не тот темперамент! Лично мне фигура Маяковского видится в ряду величайших поэтов-бунтарей мира следом за Данте, Байроном, Ницше. Такие гиганты появляются в переломные эпохи и сами собой означают коренные сдвиги в мировой истории и культуре. Если же рассматривать Маяковского в рамках своей эпохи, то он представляется мне живой эмблемой русского авангарда с его мессианскими идеями, экстремизмом, устремленностью в будущее. Хотя значение его грандиознее, ибо творчество (не поэзия в традиционном смысле, которая оказалась «пресволочной штуковиной»), включающее в себя основные направления тогдашнего модернизма: футуризм, экспрессионизм, сюрреализм – творчество это гиперболично, безмерно, запредельно. Но этого мало. Творец, создавший эпос своей эпохи, протянул свой «Бруклинский мост» и в наше время.
На мой взгляд он является и первым художником-концептуалистом: «Я над всем, что сделано, ставлю НИХИЛЬ». Великое отрицание 1915 года одновременно с «Черным квадратом» Малевича.
Но сегодняшнее «будущее» явно подвело великого футуриста. Сегодняшнему усредненному сознанию, вернувшемуся в лоно православной церкви, оказались чуждыми революционные идеи начала века, а проходящая в настоящее время выставка искусства того времени называется не иначе, как «Великой Утопией».