Михайлюк Виктор Сергеевич
первая глава романа "Савмак"
ВИКТОР МИХАЙЛЮК
САВМАК
Роман из истории Крыма скифской эпохи
Все они ушли и, хотя много шумели при
жизни, тихо лежат теперь в земле и не слышат, как новые поколения,
шумя и гремя, проходят над ними.
Томас Карлейль. "Французская Революция"
КНИГА ПЕРВАЯ
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Я буду служить народу и советовать
ему наилучшее и наиболее справедливое для государства и граждан.
Херсонесская присяга
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
На чахлом акациевом деревце, сиротливо торчащем на лысой, выжженной злым летним солнцем макушке степного кургана, раскинув в стороны крылья и распушив чёрные перья, изнывал от жары, хватая раскрытым клювом сухой, как пыль, воздух, старый ворон. Раскалённое добела солнечное колесо, казалось, неподвижно зависло в бесцветном, без единого облачка небе, испепеляя всё живое на выгоревшей дочерна, растрескавшейся земле своими жгучими лучами. Поднимаясь от разогретой, как гигантская сковорода, земли, в воздухе дрожало горячее марево. И - ни малейшего дуновения ветерка, ни звука ниоткуда за долгое время, что ворон просидел в своём жалком укрытии среди пожухлой, почти не дающей тени, покрытой серой пылью листвы! Как будто всё вымерло, и этот облезлый ворон - последнее живое существо, всё ещё упрямо цепляющееся за жизнь в этой раскалённой печи.
(Примечание: Поскольку среди специалистов-историков нет единого мнения о датировке описанных в романе событий, автор вынужден избегать в тексте точных дат. Ориентировочно, действие романа происходит между 112 и 106 годами до н. э.
Краткие сведения об основных действующих лицах, античных терминах и географических названиях, упоминаемых в романе, помещены в Указателе в конце текста.)
Но вдруг среди мёртвой тишины старый ворон уловил слабый, неясный, дребезжащий звук, едва донёсшийся сквозь дрожащее над дальними холмами марево с той стороны, откуда выкатился утром на небо жаркий солнечный диск. Ворон удивлённо повернул в ту сторону раскрытый клюв с сухим серым языком: уж не мерещится ему это в предсмертном сне? Но нет: с каждым мгновением неприятный, пугающий металлический звон становился всё громче, отчётливее, звучнее. И вот уже серое облачко пыли взвилось в блеклое небо над бурыми холмами у горизонта, и стало быстро разрастаться, приближаясь.
Старая, много на своём долгом веку повидавшая птица легко узнала этот звук: так дребезжат побрякушки, подвешиваемые людьми на конскую упряжь для отпугивания зверей и птиц. И через минуту-другую ворон убедился, что память его не подвела, разглядев стремительно несущуюся, несмотря на удушающую жару, по узкой пыльной дороге, степной гадюкой вьющейся меж холмов и курганов, высокую колымагу, влекомую двумя парами взмыленных коней. Безжалостный возница в сером кафтане и островерхом колпаке, наклонясь с передка, непрестанно полосовал длинным тонким кнутом взмокшие спины ближних к себе коней, не давая выбивающимся из сил на солнцепёке животным ни малейшей передышки. Переднюю пару запряженных цугом разномастных лошадей столь же нещадно и неутомимо охаживали плетьми двое скакавших по бокам верховых в таких же, как у возницы, серых от пыли скифских кафтанах и островерхих кожаных шлемах-башлыках.
Уж не спасаются ли они от степного пожара? Или отчаянно пытаются ускакать от преследующей их по пятам стаи безжалостных врагов, жаждущих полить их кровью иссохшую землю и оставить затем безжизненные тела на прокорм уцелевшим в степи птицам и зверям? Сколько уже довелось повидать старому ворону на его долгом птичьем веку подобных кровавых схваток между населяющими эти неохватные степи людьми!
В густом пыльном шлейфе, вившемся за покрытой серыми воловьими шкурами кибиткой, ворон с затаённой радостью разглядел множество остроголовых всадников, неутомимо, как голодная волчья стая, преследовавших свою обречённую на гибель добычу, не приближаясь к ней, но и не отставая. Над преследователями, скрывая их численность, клубилось плотное серое облако пыли, поднятой сотнями конских копыт, - будто над стадом несущихся во всю прыть по степи пугливых сайгаков - и потом долго ещё висело в восходящих от земли раскалённых потоках над давно опустевшей дорогой.
Под вытянутыми вперёд лошадиными мордами, роняющими обильную пену со свесившихся на бок языков, и между передними ногами впряженных в кибитку лошадей колыхались на тонких цепочках, издавая неистовый звон, десятки бронзовых колокольчиков, бубенцов и погремушек, раздирая зловещую тишину выжженной летним зноем степи далеко разносящимся металлическим громом.
Встревоженный ворон уже подумывал, не отлететь ли ему на всякий случай от дороги куда подальше, как вдруг правая передняя лошадь, не выдержав нескончаемой бешеной скачки, с коротким жалобным ржаньем рухнула наземь, перевалилась через голову, путая и обрывая упряжь, едва не сбив с ног мчавшую за нею лошадь, и в одно мгновенье оказалась под передним колесом резко остановившейся кибитки с откинувшимся назад, изо всех сил натягивая тонкие ременные вожжи, возницей. Любопытство старого ворона взяло верх над мудрой осторожностью, и он передумал улетать, дабы насладиться зрелищем кровавой расправы преследователей над незадачливыми беглецами, не догадавшимися бросить свою тяжёлую колымагу и попробовать ускакать верхом. Но неожиданно ворон обманулся в своих ожиданиях: настигшие беспомощно застывшую на дороге близ кургана кибитку всадники не стали выхватывать из ножен мечи и рубить головы попавшим в беду ездокам. Остановившись позади кибитки, они дали передохнуть своим взмыленным, тяжело и шумно дышащим коням, а несколько человек спешились и стали помогать соскочившему с передка вознице высвобождать из упряжи павшую лошадь, после чего, ухвативши её за ноги и хвост, оттащили с дороги на обочину.
Тотчас из укрытого густым пыльным облаком отряда вооружённых мечами и луками всадников вывели запасную лошадь и быстро впрягли её на место павшей. Один из помогавших оттащить в сторону загнанную лошадь воинов, вынув из пристёгнутых к левой голени ножен тонкий кинжал, быстрым коротким движением перерезал горло хрипевшей и беспомощно сучившей ногами серой кобыле, милосердно оборвав её предсмертные мучения. Обтерев с лезвия кровь о пучок сухого придорожного ковыля, воин сунул его обратно в ножны, вернулся к паре своих коней, удерживаемых на месте товарищем, и вновь занял своё место в конном строю позади кибитки.
Тем временем возница, взяв из кибитки бурдюк из козьей шкуры, прополоскал нагревшейся водой сухое, забитое песком и пылью горло, заткнул и спрятал в соломе драгоценный бурдюк, после чего тяжело взобрался обратно на передок, открытый бьющим прямо в глаза горячим солнечным стрелам. Неторопливо намотав на левую руку вожжи, он крепко сжал в правой длинное кнутовище и, свирепо гикнув, со свистом опустил кнут на исхлёстанный вдоль и поперёк круп правой кобылы и тут же ожёг хлёстким ударом левую. Одновременно с ним двое сопровождающих по бокам упряжку всадников обрушили свои короткие гибкие плети на мокрые, исполосованные кровавыми рубцами спины передних лошадей. Кибитка вихрем сорвалась с места и продолжила свой неистовый громыхающий бег к волнистому горизонту - вдогонку за катившимся в ту сторону с невидимой небесной горы пламенным солнечным шаром. Вновь отпустив шумную колымагу на полсотни шагов, отряд конных воинов устремился следом за нею.
Выждав минуту-другую, пока гулкий топот сотен конских копыт и тревожный трезвон упряжки затих вдали, а серое пыльное облако мало-помалу рассеялось и осело вновь на землю, ворон, тяжело взмахнув крылами, слетел с кургана на дорогу, где после проезда людей осталась для него роскошная пожива. Сделав на всякий случай неширокий круг и зорко высматривая землю и небо чёрными бусинками глаз, он, наконец, опустился на торчащий из пожухлой травы в нескольких шагах от неподвижного лошадиного тела большой, раскалённый на солнце камень.