Достав из сундука очередной флакон, Эпион вылил немного его содержимого на свою правую ладонь. Сакон тотчас уловил разлившийся в воздухе резкий, хорошо знакомый запах.
- Похоже, это целебная мазь, которой наши знахари исцеляют раны скифских воинов! - нарушил он царившее до сих пор зловещее, как во время приготовления к кровавому жертвоприношению или необычной казни, молчание.
- Верно, - подтвердил его догадку Эпион. - Эта скифская мазь - лучшее средство для заживления открытых ран, какое я знаю.
Повернувшись к скамье, лекарь втёр скифскую мазь в кожу в нижней части живота мальчика, после чего старательно растёр её остатками свои ладони и пальцы. Его помощник, бросив иголку и оба конских волоса в тазик с горячей водой, подошёл к сундуку и подал хозяину острый стальной скальпель с ручкой из жёлтой слоновой кости. Эпион опустил лезвие в парующий на углях чугунок и подержал его с полминуты в кипятке.
- Зачем ты кипятишь нож? - полюбопытствовал Сакон.
- Опыт множества врачей и мой собственный говорит о том, что грязь - самая большая опасность для раны. Грязная рана начинает гноиться, а это почти всегда приводит к смерти. А грязь, как известно, боится огня и кипятка, - охотно пояснил Эпион.
Вынув скальпель из кипятка, он повернулся к скамье. Рафаил уже стоял наготове с вынутыми из сундука длинными тонкими льняными лоскутами для перевязки.
Солнце, успевшее уже взобраться довольно высоко по склону хрустального небесного кургана, как раз выпуталось из череды пасшихся на голубом лугу облаков и залило весь двор ярким, горячим светом.
Эпион сделал быстрый уверенный разрез в правой нижней части живота мальчика. По бедру и паху побежала ручейком алая кровь. Передав окровавленный скальпель помощнику, лекарь раздвинул пальцами левой руки края разреза и стал копошиться пальцами правой в открывшихся там розовых кишках. Быстро найдя, что искал, он вытянул наружу небольшой фрагмент тонкой, покрытой слизью кишки с приросшим к ней, как пиявка, тёмным отростком.
- А вот и источник болезни! - с торжеством в голосе объявил Эпион. - К счастью, "червячок" не успел прогнить насквозь и скопившийся в нём гной не растёкся по внутренностям.
Взяв у Рафаила опять скальпель, Эпион отсёк гнилостный отросток от здоровой кишки, бросил его под скамью и закрутил обрезанный край кишки пальцами. Рафаил достал из таза с горячей водой конский волос, окунул его пару раз в кипяток, затем ловко перетянул им обрезок возле самых пальцев Эпиона и надёжно завязал на несколько узлов, будто горлышко винного бурдюка. Обрезав лишний волос у самого узелка, лекарь засунул кишку обратно в полость живота и стянул вместе края разреза пальцами левой руки. Его помощник достал из таза иголку с волосяной ниткой, опять же окунул её три раза в кипяток и подал хозяину. Эпион с ловкостью и проворством опытной швеи заштопал рану на животе мальчика частыми ровными стежками. Обрезав нить, он вернул иглу Рафаилу, который бросил её в тазик. Достав опять из сундука флакон со скифской целительной мазью, лекарь обильно смазал ею льняной лоскут, размером с ладонь. Тем часом его слуга завязал обрезки нити на конце шва и принялся отвязывать от скамьи руки мальчика. Когда Рафаил приподнял бесчувственного мальчика за спину над скамьёй, Эпион наложил на рану пропитанную целебной мазью ткань и туго забинтовал ему живот льняными повязками.
Оба они работали быстро и слаженно, почти без звука, понимая друг друга с полувзгляда; по всему было видно, что проделывать подобные операции им было не впервой.
- Ну, вот и всё! Как-будто всё сделано как надо. Теперь, если не воспротивится этому безжалостная Атропос, малый будет жить, - удовлетворённо произнёс Эпион. - Уважаемый Дамон, прикажи своим слугам осторожно занести его вместе со скамьёй в мою комнату. Нам придётся задержаться у тебя ещё на день или два.
Впечатлённый увиденным, Сакон спросил, почему же Эпион вот так же не вырезал гнилое место из нутра Скилура? Эпион ответил, что, к несчастью, там гниль уже распространилась по всему нутру, и если её вырезать, царь сразу бы умер. Но и без того Судьба благоволила скифскому владыке, подарив ему, в отличие от этого мальчика, долгую счастливую жизнь.
Сакону оставалось только согласиться. Ещё раз заверив на прощанье, как он рад и счастлив своему знакомству с ним, купец велел своим людям собираться, наконец, в дорогу.
Оставив больного на попечении Рафаила, который опять привязал его руки к скамье, дабы тот, очнувшись от обезболивающего дурмана, не разбередил ненароком свою рану, Эпион отправился вслед за обозом Сакона за ворота - прогуляться и развеяться в окрестностях постоялого двора.
После устроенного в пруду для четвероногой и двуногой скотины водопоя и помывки (Сакон позаботился, чтобы доставленные к Хрисалиску рабы имели "товарный вид"), обоз скифского купца повернул на дорогу, уходящую на юг. И пока был виден с дороги постоялый двор, последний в связке белоголовый подросток всё шёл с обращённым назад лицом, глядя туда, где остался во власти безжалостных, как голодные волки, чужаков его несчастный младший брат...
Принадлежащий нынче Дамону постоялый двор был построен здесь ещё в прадавние времена, вскоре после того, как первые эллинские колонисты основали на далёких северных берегах Эвксина, суровых и холодных, но на удивление плодородных, Пантикапей, Феодосию, Херсонес, и их отважные купцы проложили между ними по диким варварским землям сухопутные дороги. С тех пор он не раз разрушался и сжигался дотла во время варварских набегов, но всякий раз восстанавливался заново предприимчивыми эллинами, как только на смену войнам приходили мирные времена: очень уж в удобном месте он был расположен!
Двор стоял в открытой на север горловине широкой, с пологими склонами степной балки, сползающей с южной возвышенности двумя изогнутыми языками. Совсем рядом земляная плотина, перегородив стекавшие по раздвоенному дну балки ручьи, образовала большой овальный пруд, словно живым зелёным частоколом, обсаженный по краю островерхими, как копья гигантов, тополями. По плотине перебегала через ручей большая Скифская дорога, от которой в нескольких плефрах восточнее ответвлялась на юг вдоль восточного склона балки дорога на Феодосию.
Путешественники, выехавшие утром из ворот Пантикапея, к вечеру успевали добраться как раз до развилки трёх дорог. Да и те, кто ехал из Скифии, частенько останавливались на ночлег именно здесь. Так что гостей у Дамона всегда хватало, и его заведение процветало, поскольку уже много лет между скифами и Боспором царил прочный, ничем не омрачаемый мир, оплаченный ежегодными дарами Скилуру.
Прогулявшись вокруг пруда по протоптанной между серебристых тополей и длиннокосых ракит узкой тропинке, Эпион с завистью поглядел, как двое младших сыновей Дамона ловят в воде под берегом раков, и вернулся к обеду на постоялый двор.
Заглянув в свою комнату, он убедился, что прооперированный мальчик, по-прежнему, крепко спит, привязанный к скамье, стоящей у стены напротив кровати, на которой, развалясь на медвежьей шкуре, вовсю храпел Рафаил.
Двое посидеевых скифов спали на чепраках в тени под навесом слева от двери эпионовой комнаты, ещё двое, сидя друг против друга на расстеленном справа от двери чепраке, увлечённо метали кости.
На вопрос Эпиона, где Линх и остальные, один из игроков ответил, что те поехали поохотиться в здешних степях: может, добудут несколько зайцев и дроф к обеду.
Под вечер Линх и пятеро его воинов действительно вернулись с неплохой добычей и устроили себе пиршество. Эпион хотел купить для них у Дамона амфору хорошего вина, но тот настоял, чтобы лекарь басилевса принял от него вино в подарок. Скифы остались очень довольны. Посидев недолго в их кружке, Эпион ушёл спать, а вот Рафаил, выспавшийся днём, с удовольствием пропьянствовал с развеселившимися скифами до глубокой ночи.