Длинные боковые стены города едва заметно расступались от передней северо-восточной стены до дальней юго-западной, которая была шагов на двадцать длиннее. Дальняя от въездных ворот половина крепости, расположенная в наиболее возвышенной части горы, представляла собой акрополь Таваны, застроенный домами племенной знати. Единственные ведущие туда ворота, расположенные, как и наружные, между двумя близко стоящими башнями по центру поперечной стены, оставались распахнутыми настежь и днём, и ночью, и никем не охранялись.
Въехав внутрь, Ториксак оказался на небольшой квадратной площади шагов в тридцать длины и ширины, от которой широкая, прямая центральная улица убегала аж до видневшейся в четырёх сотнях шагов глухой задней стены, деля акрополь на две половины. Вдоль главной улицы выстроились по обе стороны, окружённые высокими глухими каменными заборами (сказывалось близкое соседство с греками), длинные, одноэтажные, крытые яркой греческой черепицей дома и дворы местной знати, разделённые узкими поперечными проулками.
Первым с левой, южной стороны стоял дом ториксакова отца, вождя Скилака. Попасть в него можно было либо через узкую дверь с главной улицы, либо заехав во двор прямо с площади через небольшие - только, чтоб проехать кибитке, - ворота, украшенные тремя горизонтальными бронзовыми полосами тонкой, витиеватой ковки, изображавшими несущихся во всю прыть друг за другом и навстречу тем, что на другой створке, оленей (вверху), лошадей (внизу) и кабанов (посередине), преследуемых и терзаемых на бегу волками.
Ториксак направил коня к знакомым с детства воротам, проворно распахнутым расторопным молодым слугой вождя, едва только его заметный игреневый мерин показался в воротах акрополя. Ответив дружеским кивком на приветствия двух девушек, наполнявших деревянные вёдра водой из расположенного на площади напротив ворот усадьбы вождя единственного в крепости колодца, пробитого в известняковой толще горы, Ториксак шагом въехал мимо застывшего в низком почтительном поклоне у воротного столба слуги на родной двор. Следом за ним на двор вождя осторожно заехали обе кибитки и охранники.
Посреди небольшого, шагов двадцать в длину и пятнадцать в ширину двора, чуть левее ворот рос высокий дуб с толстым шершавым стволом и густой раскидистой кроной, посаженный молодым Скилаком лет тридцать назад, когда он только построил себе отдельный от отца дом и привёл в него свою первую жену Сатарху. Теперь верхушка этого дуба была самым высоким местом в Таване.
Почти всю западную сторону напротив ворот занимал длинный одноэтажный дом вождя, разделённый на десяток небольших комнаток, с двумя входными дверями вблизи боковых стен и десятком маленьких прямоугольных окошек под самой стрехой между ними. Справа перед фасадом дома виднелись два круглых, сложенных серого булыжника очага и высокая глиняная печь для выпечки хлеба. Сразу за левой створкой открывавшихся вовнутрь ворот была крытая коновязь для нескольких десятков лошадей и рядом с нею - большая навозная куча. По другую сторону ворот находился птичник - небольшой деревянный сарай с жердевыми насестами для кур вверху, загородками для домашних гусей и уток и соломенными гнёздами для несушек внизу. Всю левую сторону двора занимал широкий деревянный навес, под которым были сложены дрова, стояли кибитки и телеги, находились прикрытые тяжёлыми каменными кругами зерновые ямы. Справа под точно таким навесом имелись загоны для десятков овец, коз, коров и свиней - малой толики принадлежащего вождю скота, необходимой для каждодневного пропитания его большой семьи, а рядом ещё одна навозная куча.
Не успел Ториксак ступить с коня на родное подворье, как на него с радостным визгом налетели из-под дуба младшие сестрёнки: 16-летняя златокосая красавица Мирсина и 10-летняя, худенькая и некрасивая Госа. Приобняв повисших на нём девчонок за талии, Ториксак легко оторвал их от земли и, довольно улыбаясь, быстро закружил на месте, отчего они заверещали ещё громче. Сделав три-четыре оборота, сотник поставил сиявших от счастья хохотушек на землю, получил в награду два горячих сестринских поцелуя сразу в обе щеки, и спросил:
- Радамасад уже приехал?
- Нет ещё, - ответила на правах старшей Мирсина. - Он будет только завтра.
- Ну а где Савмак, Канит?
- Ах, они ещё с утра ускакали с двоюродными братьями стрелять зайцев и птиц к завтрашнему празднику!
- А что ж они тебя с собой не взяли, красавица?
- Ну, вот ещё! Больно нужно мне с ними по степи носиться! У меня и дома дел полно.
Ториксак расхохотался.
Тем временем из остановившихся посреди двора кибиток выбрались, ревниво поглядывая на златокосую красавицу Мирсину, его жёны и стали принимать от служанок детей. Отпустив, наконец, брата, Мирсина и Госа кинулись радостно обнимать и целовать невесток и малышей-племянников.
А от дверей дома навстречу царскому сотнику уже неспешно шёл, пряча в густых серебряных усах довольную улыбку, вождь напитов Скилак. То был высокий, крепко скроенный, мускулистый воин пятидесяти с небольшим лет, с узким, худощавым лицом, изрезанным длинными, глубокими, как боевые шрамы, морщинами, придававшими ему суровый вид. Одет он был в белую, подпоясанную тонким красным ремешком рубаху до колен с длинными рукавами, искусно расшитыми красно-зелёным, популярным у скифов растительным орнаментом, и в широкие малиновые шаровары из тонкого сукна, заправленные выше щиколоток в мягкие голенища простых тёмно-синих скификов. Вокруг его худой жилистой шеи свободно лежала витая золотая гривна в палец толщиной, с крылатыми хищными грифонами на концах, видневшимися под русой в "изморози", волнистой бородой, узким клином ниспадавшей со скул и подбородка до середины груди.
Стянув с головы башлык, Ториксак поклонился отцу в пояс, и не успел распрямиться, как оказался в железных тисках его рук.
- Как поживаете, батя? Всё ли у вас тут подобру-поздорову? - спросил Ториксак, касаясь поочерёдно щеками щёк родителя.
- Хорошо, сынок, хорошо! Хвала богам, у нас всё благополучно.
- А где бабушка Госа? Где матушки?
- Готовят с женщинами Октамасада завтрашний праздник.
Увидев робко приблизившихся за спиной мужа невесток с младенцами на руках, Скилак выпустил, наконец, из объятий сына и шагнул к ним.
- Ну-ка, ну-ка, красавицы! Дайте-ка я на вас погляжу! Вижу вы, невестушки, всё хорошеете! - молвил он с улыбкой, беря за плечи и целуя по-отечески в лоб сперва старшую, Ашику, затем младшую, Евнону, - А ты, Евнона, уж расстарайся: на сей раз подари мужу и нашему роду нового воина.
- Стараюсь, батюшка! Каждый день молю Табити о сыне,- заверила Евнона, стыдливо зардевшись под пристальным взглядом свёкра.
Мирсина и младшая Госа подвели за руки к дедушке ториксаковых малышей. Вождь поочерёдно брал их на руки, ласково вглядывался в милые детские личики, целовал в гладкие лобики и пухлые щёчки и бережно ставил обратно на землю.
- Ну-ка, козы, - обратился он к дочерям, - проводите жён старшего брата в их комнаты!
Приказав слугам и воинам Ториксака распрягать и ставить в стойла коней, а кибитки затащить на свободные места под навес, Скилак присел с сыном на заеложенную до блеска деревянную лавку, охватывавшую квадратом толстый бугристый ствол дуба.
- Ну, сотник, рассказывай, что там у вас в царском доме решили...
На другой день на подворье Октамасада, расположенном по другую сторону центральной улицы напротив усадьбы Скилака, состоялось важное семейное торжество - первый постриг и дарование имени первенцу его второго сына Скиргитиса.
Утром в Тавану приехал старший сын вождя напитов Радамасад с тремя младшими жёнами и целым выводком детей; старшая его жена постоянно жила здесь в Таване в принадлежащем Радамасаду доме, прилегающем с южной стороны к отцовскому двору. Старшему сыну Скилака от его первой жены Сатархи, три года назад переселившейся из дома вождя в тесный подземный дом, было уже за тридцать. Был он крепкой отцовской и дедовской породы: высок, широк в кости, мускулист, длиннорук, с большой лобастой головой, обросшей длинными волнистыми тёмно-русыми волосами, собранными на затылке в "конский хвост", с широкой, коротко стриженой бородой и пышными, скрывающими узкий рот усами.