После завтрака Гатал и Скилур резво поскакали во главе трёхсот царских охранников на запад - к Донапру. Когда подъехали к высокой - в два-три человеческих роста - стене пожелтевших, пожухлых к осени болотных тростников и камышей, Гатал загорелся желанием увидеть своими глазами приютившее влюблённых отшельников убежище. Взяв с собой лишь десяток молодых друзей и приказав остальным телохранителям ждать их возвращения у кромки плавней, Гатал нырнул вслед за Скилуром в сухо шелестящее жёлто-коричнево-зелёное травяное море.
После долгого и трудного извилистого пути по стоящим в воде непролазным зарослям, Скилур вывел наконец гостей на длинный и узкий, весь поросший вербами, осокорями, густыми кустами верболоза и одинокими великанами-дубами остров, затерявшийся среди десятка таких же островов. Встревоженная долгим отсутствием мужа Аттала, услышав шумно продирающихся по узкой тропинке в камышах лошадей, где-то затаилась и вышла к укрытому под раскидистыми осокорями шалашу, лишь услышав зов Скилура и узнав среди выехавших на поляну всадников брата Гатала. С тёплой материнской улыбкой Аттала радостно прижала к груди и расцеловала восторженно кинувшегося в её объятия любимого брата, отметив, как он вырос и возмужал за это лето. Расспросив Гатала о матушке-царице, младших братьях и сёстрах, Аттала разожгла посреди поляны огонь и стала готовить для мужа и гостей обед. Гатал с приятелями и Скилуром тем часом, привязав под деревьями коней, пошли осматривать остров. Вернувшись через полчаса к уютному жилищу отшельников, юный царь объявил, что ему тут так понравилось, что он решил сам пожить и поохотиться здесь будущим летом.
- Сам - или с какой-нибудь украденной наперекор матери красоткой, а? - спросила с лукавой улыбкой Аттала. - У тебя уже есть кто-нибудь на примете? - и Аттала хохотнула, увидя смущение на по-девичьи зарумянившемся лице 14-летнего брата-царя, как раз входившего в пору сладких мечтаний о жарких девичьих ласках.
Переночевав с друзьями в сооружённом напротив жилища молодой пары шалаше, на другое утро Гатал, выбравшись на поляну, попросил увязывавшего на коней нехитрые пожитки Скилура оставить на месте шатёр и всю посуду: быть может, они вместе вернутся сюда поохотиться на болотных птиц и кабанов будущим летом.
Наскоро перекусив холодными остатками вчерашнего ужина, все сели на коней и двинулись за угадывавшим по каким-то лишь ему ведомым приметам верный путь Скилуром и друг за другом к отдалённой кромке заболоченного берегового луга, где их с растущей тревогой дожидались три сотни царских телохранителей. Перебравшись через узкую протоку, Скилур и ехавшая за ним Аттала, прежде чем стена очерета сомкнулась за крупами их коней, успели бросить прощальные, полные нежной грусти взгляды на свой зелёный островок, на котором они прожили пять самых счастливых месяцев своей жизни. Доведётся ли им ещё когда-нибудь ступить на его укромный, полный невыразимого очарования берег?..
Выбравшись часа через три из низинных приречных плавней на твёрдую землю, они вместе с охранными гаталовыми сотнями направились к расположенному неподалёку ниже по течению Атееву городку - центру скифов-паралатов, одного из восьми осевших в низовьях Донапра скифских племён - данников роксолан. От некогда огромного многолюдного города, расположенного в труднодоступной, окружённой речными ериками и болотами местности при впадении Конской реки в Донапр, где когда-то была главная кузница и зимняя столица Великой Скифии, теперь остался лишь небольшой городок на месте прежнего царского акрополя, сохранивший в названии память о самом знаменитом скифском царе.
Беспрепятственно въехав в Атеев городок, юный царь роксолан велел встречавшему его у распахнутых ворот местному вождю немедля собрать всех мужей племени на городской площади.
Отобедав и отдохнув со своими людьми пару часов в доме услужливого вождя, Гатал со свитой и грозной охраной выехал на заполненную оторванными от привычных дел, встревожено переговаривающимися паралатами площадь. Указав притихшим при его появлении скифам на одного из своих молодых спутников, Гатал назвал его царевичем Скилуром, сыном скифского царя Агара. Далее Гатал ломким юношеским баском объявил, что он - повелитель могучих роксолан, и его мать - царица Амага, отдали в жёны царевичу Скилуру свою сестру и дочь - царевну Атталу, и отпустили его домой в Скифию. Окинув повелительным взором изумлённо застывшую площадь, Гатал призвал вождя, скептухов и всех воинов-паралатов присоединиться к войску царевича Скилура, которому однажды выказал своё расположение сам владыка Неба Папай, и помочь ему вернуть отцовское царство.
На другое утро, вслед за тремя сотнями роксолан царя Гатала, из Атеева городка выступило больше тысячи конных скифов-паралатов, поступивших со своим вождём под начало царевича Скилура, и направились к расположенному ниже по течению Донапра городку Сарбаку - центру соседнего скифского племени катиаров.
Через месяц, после того, как они объехали одно за другим все восемь живущих на обоих берегах нижнего Донапра скифских племён, под рукой у Скилура было уже около десяти тысяч конных скифов. Настала пора потягаться с дядей Карзоаком за золотую булаву скифских царей.
Перед въездом в узкую горловину Тафра Гатал с большим сожалением остановил коня и тепло, по-родственному, распрощался со Скилуром и Атталой. Увы! Дальше ему путь был заказан - его связывала данная матери клятва не участвовать в распре между скифами. Когда в начале осени царица Амага, после долгих просьб и уговоров, всё же простила непокорную старшую дочь и Скилура, она поставила обрадованному своей победой Гаталу условие, что ни один воин-роксолан не отправится в Таврику помогать Скилуру и Аттале добывать Скифское царство:
- Пусть сын Агара ищет себе воинов среди донапровских скифов. Если ему и вправду помогает сам Папай, а не только мой добросердый сын и моя упрямая дочь, то он и без нашей помощи победит Карзоака и добудет себе царство. Чем больше скифы перебьют друг друга в этой войне, тем для нас будет лучше!
Беспрепятственно миновав узкий перешеек с так и не восстановленной защитной стеной, Скилур повёл своё войско к Неаполю. На левом берегу Пасиака, около крепости Палакий, прикрывавшей с севера скифскую столицу, его встретил дядя Карзоак с примерно таким же по численности войском.
На той и на другой стороне воины и вожди не горели желанием сражаться друг с другом, а предпочли бы, чтоб их предводители мирно меж собой договорились. Да и сами Карзоак и Скилур не хотели братского кровопролития между скифами. Конечно, если бы со Скилуром пришло и роксоланское войско, Карзоак без спора уступил бы царскую власть племяннику. Теперь же он заявил о своём искреннем желании заключить дорогого племянника и его жену-роксоланку в крепкие родственные объятия и объявить перед всем скифским войском Скилура своим старшим сыном и наследником. Но Аттала посоветовала мужу не доверять коварному дяде, а решить спор с ним за царскую булаву, коль не отдаст её добровольно, по древнему обычаю смертным поединком.
- Я уверена, что правда и сам владыка Папай на твоей стороне, и ты его одолеешь! - твёрдо, без тени сомнения заявила решительная роксоланка. Да и сам Скилур, раз обжёгшись, не склонен был больше верить в добрые родственные чувства дяди Карзоака.
Пришлось Карзоаку соглашаться на единоборство со Скилуром. В свои 50 лет он был гораздо сильнее и намного опытнее высокого, тонкого в кости, ещё не успевшего заматереть 18-летнего юноши. Выезжая на ровное поле между двумя войсками, вставшими дружелюбно друг против друга широкими, почти сомкнувшимися на краях полукружьями, Карзоак не сомневался в своей победе, что бы там ни болтали о покровительстве его противнику самого Папая.