— Наш народ, Сергей Иваныч… — уж мне ли его не знать!.. — пуще всего обхождение ценит, ласку… — говорит Горкин. — За обхождение — чего он только не сделает! Верно пословица говорится: «ласковое слово лучше мягкого пирога». Как вот живая вода, кажного бодрит ласка… как можно!..»
Или вот еще.
«— Уж и места там, Михал Панкратыч… райская красота!..
— Как не знать, почесть кажинный год удосуживался на денек-другой. Красивей и места нет, выбрал-облюбовал Преподобный под обитель.
— И Москва-река наша там, и еще малая речка, «Развар-ня» зовется, раков в ней монахи лучинкой с расщепом ловят. Ох, высокое место, все видать! А леса-то, леса!., а зво-он ка-а-кой!.. из одного серебра тот колокол, и город с того зовется — Звени-Город. Служение было благолепное, и трапеза изобильная. Ушицу из лещиков на Петров день ставили, и киселек молошный, и каша белая, и груздочки соленые с черной кашей, и земляники по блюдечку, девушки нанесли с порубок. А настоятель признал меня, что купеческого я роду, племянничек Сергей Иванычу — дяденьке, позвал к себе в покои, чайком попотчевал с сотовым медком летошним, и орешками в медку потчевал».
Шмелев — неповторим. Нет, не будет уже такого языка в русской литературе! Нет уже и его «носителей», каким он был из числа первых.
Да будет ли и сам язык?..
Государева дорога: по Рублевке —
от Москвы до Звенигорода
Дорога оттуда в Москву есть самая приятная для глаз.
Прав был историк Карамзин, писавший об этих местах. А теперь приведем его слова полностью: «Нигде не видал я такого богатства растений; цветы, травы и деревья исполнены какой-то особенной силы и свежести; липы и дубы прекрасны; дорога оттуда в Москву есть самая приятная для глаз, гориста — но какие виды!»
Историк был прав, но для своего времени.
Многое меняется, как меняется и сама дорога, которую не случайно называли «государевой». Звенигородский тракт (так этот путь величали в старые времена) приводил прямо в царский дворец, построенный непосредственно в монастыре. Да и по дороге еще встречались несколько дворцовых теремов, красоты которых были в разное время воспеты иностранными послами.
Теперь это — «Рублевка». С ее ресторанами, бутиками и стеклянными павильонами. С джипами и лимузинами, с «мигалками» и милицейскими жезлами. Со смесью всех видов архитектуры, с мешаниной богатых коттеджей и заборов разной величины, домов-крепостей «покруче» Кремля князя Юрия Звенигородского и все еще остающихся тут и там бедных, деревянных, полуразвалившихся сельских построек.
Часть текста отсутствует (приблизительно половина страницы).
Дефект исходного файла. — Прим. оцифровщика.
кого лесного зверя, волков, медведей, лисиц и зайцев. Большая часть ближайшей к Кунцеву местности с Хорошевскими лугами искони принадлежала дворцовым волостям и была со своими лесами заповедною стороною, охраняемою собственно для царских охот, звериной и птичей… Были горячие лисьи и волчьи осоки (травли) под Хорошевым; сочили (ловили рогатинами) медведя под селом Крылатским… Для птичей же соколиной охоты, расположенные вокруг Хорошевския и Хвильския (Филевские) болота, представляли еще больше удобств. Царь очень заботился об этих болотах и строго приказывал беречь на них всяких птиц и посторонним отнюдь не ездить и не травить соколами…»
Мягкий прибрежный грунт породил тут бесчисленные повороты и извилины русла Москвы-реки, огромное количество заливов, озер, бухт, а также речек и ручьев, таких как Соболевка, Таракановка и Ходынка. Огромная площадь водной поверхности имела большое значение для всей местности. Здесь водилось много рыбы и даже были рыбные знаменитые государевы промыслы. Как известно, название деревни Мневники пошло от ловли здесь рыбы «мни» (налим), а соседних деревень Строгино и Щукино — от слов «острог» (заточенная палка для ловли рыбы) и «щука».
Два слова о Москве-реке и ее верхнем течении, вдоль которого и располагается Рублевка вплоть до Звенигорода. От нее «кормились», она же была важнейшим торговым путем. Особо это относится к данной местности, так как здесь проходила часть большого Волоколамского пути.
За свою историю Москва-река то разливалась, то мелела, пока, наконец, не приобрела современные очертания, близкие к исконным. В XIX столетии река оскудела до такой степени, что на ней почти прекратилось большое судоходство, лишь на плотах могли ходить, но только до Филей.
Москву-реку почти во всех местах переходили вброд. В документах так и упоминается вдоль «государевой дороги» на Звенигород: «Брод под Тереховым, брод во Мневниках, брод в Мякинино». Кстати, благодаря этим бродам дорога и продолжалась далее на запад. Ведь наступала необходимость переправы на другой берег реки. Зимой было проще. Можно было просто мчаться на санях. И не по дороге, которая была засыпана снегом, а именно по реке, по льду. Таким образом, Звенигородский тракт как бы удлинялся, становился извилистым, как русло Москвы-реки. Но идеально проходимым, даже после большого снегопада.
Делаем остановку в селе Хорошеве. Как это делали цари. Оно исчезло не так давно. Но уникальный Троицкий храм, построенный во времена Бориса Годунова — остался. Именно этот просвещенный государь возвел здесь дворец, где можно было переночевать по пути в Звенигород. А еще один храм — очень похожий на Хорошевский — Годунов построит уже в Вяземах, неподалеку от итоговой точки нашего путешествия — Звенигородской обители.
Голландский путешественник Исаак Масса, живший в России в конце XVI — начале XVII века, отмечает в своих записках, рассказывая о Годунове: «У него повсюду были прекрасные имения… в числе коих одно весьма красивое, на расстоянии мили от Москвы, называвшееся Хорошево (Corossovo), что значит красивый. И был дворец построен на горе у реки Москвы; здесь он часто веселился, нередко приглашал к себе иноземных докторов и других подобных людей». Очень часто в Хорошеве бывал царь Алексей Михайлович, который особенно любил и здешнюю охоту, и здешнюю церковь. Праздники Николы отмечались в приделе святого Николая Хорошевской Троицкой церкви. Другой придел был назван по имени не только сына Бориса Годунова, но и сына Алексея Михайловича — Федора — приделом одноименного святого Федора Стратилата (воина) и потому также был уважаем государем.
Местоположение дворца в настоящий момент можно указать лишь предположительно.
Но отправимся дальше.
У села через реку в старые времена был перекинут плавучий мост с двумя разводными плотами длиной 33 и шириной 4 сажени. Тут же, у въезда в Серебряный Бор, находилась конечная станция извозчиков.
Переправившись через Москву-реку, мы попадаем в место на краю микрорайона Крылатское. Раньше его не заметить было нельзя. Здесь была деревня Татарово. О древних временах оставалось тут одно напоминание. Так называемое «проклятое место» на Татаровских высотах. Якобы было какое-то языческое кладбище, где находились остатки каменных идолов (скорее всего — кладбище селившихся здесь выходцев из Золотой Орды еще с XV века). В одном из путеводителей по Москве за 1867 год предлагалось «посредством рачительного взрытия земли на самом месте вырыть или череп или какую-нибудь древность, которые разом решили бы все сомнения».
Автор данной книги застал еще странный колокол, который висел посреди деревни Татарово (ее снесли при строительстве Крылатского) на перекладине и служил для пожарных нужд. Возможно, это был один из звенигородских колоколов.
Мы миновали Серебряный Бор. Он остался по правую руку. Но в старое время подобные вековые сосны росли практически до самого Звенигорода.
Известно, что в доисторические времена на месте Москвы существовало большое море. И до сих пор по берегам Москвы-реки мы можем находить окаменевших морских животных, растения или их отпечатки. Позднее Москва-ре-ка создала здесь гигантский водный бассейн — пойму, площадь водной поверхности которой составляет около 500 гектаров. Берега заросли гигантскими лесами, образовались живописные высоты и овраги. На песчаной почве разросся великолепный сосновый бор, часть которого как образец первичного леса существует до сих пор. Ранее такой лес простирался и до Кремля, но постепенно при застройке Москвы был вырублен.