Выбрать главу

Этот бор мы теперь по традиции называем Серебряным. Общая площадь Серебряноборского лесничества — почти 2500 гектаров, учитывая леса за пределами Кольцевой автодороги. Однако площадь острова, собственно именуемого Серебряным Бором, — лишь гектаров 330.

Именно тут многие тысячелетия назад и появились первые поселения людей, которые известны на территории Москвы и области. Ученые открыли только три такие «точки». И все они были здесь! Ведь не случайно говорят, что у всякого места есть своя уникальная аура.

Далее выезд в лес был приблизительно там, где начинается Рублево-Успенское шоссе. Тогда еще не было Кольцевой автодороги. Москва вообще заканчивалась где-то в районе станции метро «Улица 1905 года».

Но мы держимся новой трассы. Она двухрядная. Не быстрая. Здесь ездят на машинах, которые по своей стоимости не должны «суетиться».

Приближается Барвиха. Тут есть поворот налево. На знаменитое Подушкинское шоссе, которое выводит в Одинцово. Село Подушкино известно с XV века и название свое получило от имени купца Ивана Подушки. Если повернуть, то можно увидеть роскошный замок XIX века генерала Казакова, одного из первых людей, начавших всерьез осваивать Подмосковную Швейцарию. Но носит он название от Мейендорфа — титулованного зятя генерала, за которого тот сумел выдать свою дочь, дабы заполучить баронский титул. Все у него получилось: и замок, и деньги, и титул, и счастье дочери.

Но где они все теперь, когда конфискованный при «советах» замок оказался уже в наши дни — не понятно чьей собственностью.

Все течет, и все изменяется. Этот лозунг обязан висеть на каждом километре Рублевки.

В Подушкине есть храм Рождества Христова XVIII века, перестроенный до неузнаваемости.

В Барвихе гостей встречает церковь Покрова Пресвятой Богородицы, но это новая копия старой, разрушенной. Она появилась здесь в 1996 году.

Едем дальше. Почти сразу же начинается Жуковка — место для стеклянных павильонов-бутиков, стоянок «феррари» и «мазератти», а также ночных тусовок в придорожном круглосуточном клубе. Здесь самые дорогие рестораны и самая пафосная публика. Под землей открыт круглосуточный рынок — со съестным, рядом — галереи антиквариата. Все не просто дорого, а очень дорого.

Но нам-то что, ведь мы едем к святыням.

Однако дорога нынче такова, что требуется съезжать с нее, чтобы попасть в старинные интересные места.

Кстати, в Жуковке обитали и дочь Брежнева, и академик Сахаров, и Ростропович с Вишневской, которые прятали у себя Солженицына перед его отъездом за рубеж. Земля тут нынче дорогая. Но уже — малоинтересная. Потому что здесь есть все, кроме Истории.

Въезжаем в Успенское. Здесь можно увидеть знаменитую усадьбу князя Б. Святополка-Четвертинского, построенную в английском стиле, если удастся договориться с охраной больничного комплекса ЦКБ, который тут расположился. В этом доме бывали Чехов и Левитан, у которого последний владелец имения Морозов брал уроки живописи (в Успенском Левитан создал картины «На Москве-реке» и «Сумерки»).

А вот храм Успения Пресвятой Богородицы очень интересен. Он построен в первой трети XVIII века в стиле петровского барокко.

Дорога как бы упирается в тупик. Теперь с Рублевского шоссе надо перебраться на шоссе Успенское. Это небольшой крюк, а дальше — опять прямо до самого Звенигорода.

Если в тупик, то подъезжаем к поселку Горки-10. Здесь знаменитый конезавод. Можно покататься на лошади. Затем — Николина Гора. Уже само название многое напоминает. И в первую очередь то, что это давно известное дачное место в Подмосковье. Но сейчас кроме воспоминаний об «Утомленных солнцем» Михалкова — ничего интересного. Можно искупаться летом на дипломатическом пляже. Вода в верховьях Москвы-реки довольно чистая. Возможно, здесь, в Николиной Горе, располагался известный монастырь Николы на Песку, который упоминается в писцовых книгах XVI века.

Можно свернуть и заехать в Захарово или в Большие и Малые Вяземы. Чтобы вспомнить о Пушкине, посмотреть музей, познакомиться с храмом Бориса Годунова — Преображения Господня — почти копией церкви в Хорошеве, только «о пяти главах».

Надо отметить, что когда-то русские цари делали еще одну важную остановку на этом пути. Ведь существовал роскошный дворец в Павловской Слободе. Но это довольно большой крюк.

У въезда в Звенигород расположилась небольшая церковь Святого Александра Невского. Но центр города встречает недавно построенным и открытым собором Вознесения. Чуть далее по дороге — и мы уже рядом со знаменитым святым источником, у подножия Звенигородского Кремля, наверху — храм Успения Пресвятой Богородицы, что на Городке, именно здесь и были найдены в 1918 году иконы Андрея Рублева, среди которых был «Русский Спас».

Наконец, по правую сторону нас встречает гора Сторожи, на которой расположилась Саввино-Сторожевская обитель. Чуть далее — Скит.

Много селений у Звенигорода когда-то принадлежало Саввину монастырю, это Каринское, Локотня, Саввинская слобода, Татариново (опять «татарские» названия на одной дороге!). А в окрестностях Звенигорода когда-то было и много других обителей. Среди них — Крестовоздвиженская, Никольская, Введенская, Успенская Софрониева. Некоторые были разрушены в Смутное время начала XVII века. Введенская обитель занимала территорию на берегу Москвы-реки, рядом с усадьбой Введенское (у станции Звенигород).

Итак, «государева дорога» привела нас к святыне, к мощам преподобного старца. Не случайно именно по этому пути проходили все богомолья русских царей — в их собственную обитель, одну из самых почитаемых в России.

Кстати, когда-то всю эту дорогу проходили пешком. И была еще одна традиция — крестный ход отправлялся от Саввинского подворья на Тверской улице (практически от самой нынешней Государственной думы) — прямиком в Звенигород.

Наверное, все встанет на свое место, когда такой крестный ход повторится вновь. По истечении почти столетия с тех пор, как подобное шествие происходило в последний раз.

Ведь что такое время, если дорога все равно приводит к собственной памяти.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи.

Епифаний Премудрый

Маркелл Безбородый повествует напоследок, когда мы достигли конца времен: «О, честная глава… отец наш Савва… Ибо знаешь ты отовсюду осаждающий нас страх, знаешь и непременную бесовскую войну против нас, знаешь телесные наши слабости и злопамятность, знаешь усердия нашего бессилие… Помни, преподобный отче, и меня, убогого и многогрешного инока Маркелла, мало потрудившегося в написании равноангельного жития твоего… Аминь».

Читатель помнит наш разговор в самом начале этой книги — о многообразии смысла удивительного древнерусского слова «конец». И так как мы уже знаем, что оно всегда означало — «начало», то всем, кто привык к традиционному завершению биографического жанра — кончине героя книги, — предлагаю вновь вернуться к первым страницам нашего повествования, рассказывающим о последних днях жизни старца Саввы. В таком круговороте событий, собственно, и проистекает наше бренное бытие, в котором иногда и не отличишь вымысел от реальности, фантазии от фактов. Порой именно все это — объединенное в единое целое — и составляет сущность, называемую нами словом «Жизнь». В материальном воплощении она иногда подходит к завершению, но никогда к какому-то определенному концу, ведь вослед за ним всё еще только зарождается вновь.