Итак, мы в Гутаре. Узкая долина, кругом вздымаются лесистые хребты, по камням бежит неширокая река. Примерно в километре от посадочной площадки виднеются домики селения, а за ними — до самого горизонта — горы.
В селении не оказалось ни председателя, ни парторга — все на покосе. В правлении колхоза «Кызыл Тофа» был только счетовод, который не знал, что с нами делать. Выручил нас молодой круглолицый тофалар Володя Кусаев. Он предложил свой дом, хоть и недостроенный, но вполне хороший — с бревенчатыми стенами, утепленными мхом, с крышей, полом и даже с отверстием в одной из стен сруба, выполняющим одновременно роль парадного подъезда, черного крыльца, а также окон.
Не успели мы разместиться в своем новом жилище, как пожаловали гости: Володя и старший пастух и оленевод колхоза — маленький старичок с плоским лицом, узкими глазками и редкой порослью вместо усов и бороды, с головой, повязанной черной косынкой. Оба они уселись рядом с нами на пол. Разговорились.
Старик убежден в том, что мы не возьмем Грандиозного. «Однако поздно идете, снег будет во (по шею). Пик Грандиозный? Знаю, был. Не влезете. Только пройдете и посмотрите… Вон он где… Нельзя на него влезть. Сначала камень крутой-крутой, потом скала, потом белогорье, потом лед. Не влезете однако. Поглядите, запишите — видели, дальше пойдете. Девки, однако, приставать будут. Даже пустой девка пристает, а с котомкой трудный, однако, путь. По Кану не плавайте, — дурной река, совсем дурной».
Еще старик сказал, что из Гутары недели три назад вышла группа Рогальского, которая тоже шла «проверять пик».
После таких «обнадеживающих» разговоров тофалары покинули нас.
Гутара — вовсе не такое глухое селение, как нам это казалось издалека.
Аккуратные деревянные избы, дощатый тротуар на главной улице. Есть начальная школа, почтовое отделение, лесничество, магазин, клуб, детский сад, баня, бывает кино.
В колхозе полторы тысячи оленей. Кроме того, колхозники занимаются охотой. Зимой бьют белку, соболя, попадается рысь, росомаха, кабарга.
К вечеру вернулся парторг колхоза, очень симпатичный человек. Оленей в селении не было, но он обещал завтра же послать за ними в стадо. А пока нам предстояло окончательно пригнать снаряжение, закончить множество необходимых дел.
В первый же вечер Саяны предстали перед нами в полном величии, подарив нас роскошным закатом. Из ущелья, куда уходит река Гутара, поднимались облака и сразу расцвечивались во все оттенки — от бледно-желтого до пурпурного. Поднимаясь выше, они блекли и принимали лиловатые тона, а на смену им приходили новые, как бы светящиеся изнутри, чтобы тоже запылать на несколько минут и померкнуть. Справа над черной зубчатой стеной ущелья висело сине-фиолетовое грозовое облако, освещенное снизу кровавым светом, как от далекого пожарища. А на западе, прямо над Змеиной горой, стояли легкие розоватые облачка, все просвечивающиеся насквозь. И все это ни минуты не оставалось в покое, а бесконечно изменялось, и хотелось, не отрываясь, смотреть на эту волшебную игру красок вечернего неба.
Но потухли последние розовые отблески, почернела набухшая кровью туча, горы затянулись синим туманом.
Мы разожгли костер и уселись кругом. В костре заключена удивительная притягательная сила. Наверное, это чувство досталось нам от наших предков. Можно часами сидеть у огня, и никогда не надоест смотреть на него. Мы просидели у костра, пока он не прогорел до конца. В темноте шумела Гутара, побрякивали звонками пасущиеся олени, из-за гор поднималась луна.
На другой день работа закипела. Разрабатывались самые разнообразные конструкции гетр. У Мики гетры, как она сама заявила, с генерала, но вид имеют весьма подержанный. Сашка намертво пришил свои гетры к ботинку каким-то сверхъестественным швом, Алик изобрел изящную шнуровку на крючках собственного изготовления. У Пети гетры футбольные, а у завхоза — с белыми бантиками, очень напоминающие самурайские.
Если прибавить к этому необычайную пестроту наших накомарников, то можно надеяться, что вид у группы на маршруте будет самый экзотический. Накомарники у нас весьма живописные: голубые, синие в горошек, коричневые в крапинку, у Лехи — белый с черным тюлем. У Владика накомарник особой конструкции, — пришитый к полям шляпы.
С наступлением вечера, как всегда, начинают свое пиршество мошки и комары. Единственное спасение от них — накомарники. Мы уже так привыкли к этому защитному приспособлению, что перестали его замечать. Петя, например, пытался плюнуть через накомарник, я — откусить зубами нитку. Но, и имея накомарники, мы все же ходили искусанные и частично опухшие. То у Лешки заплывет глаз после ночного укуса неизвестного гада, то у Сашки разнесет щеку, то Мика расчешет в кровь ногу. Волдырей же на физиономии, шее и руках считать — не пересчитать. Впрочем, говорят, что это еще цветочки.
На следующий день опять трудились в поте лица. Петя точил топоры и всаживал в ручки шила, Владик мастерил альпенштоки, Танюшка шила бесконечные накомарники и мешочки, Алик пришивал пуговицы к спальным мешкам, Мика расставляла чехол для потолстевшей палатки.
Вероятно, никогда, нигде, ни у одной группы или экспедиции не было такого количества мешков, мешочков, чехлов, футляров, сум, накидок, жестяных банок, пуговиц, петель, тесемочек и завязочек. Например, для каждого лекарства был сшит отдельный мешочек. Говорят, по первоначальному плану намечалось шить для каждой таблетки отдельный мешочек с пуговкой, но затем этот прекрасный проект был отклонен из-за отсутствия в Гутаре нужного количества материи и пуговиц.
В мешках для продовольствия тоже нет недостатка. Их лежит в углу целая гора, на каждом написано, что в нем и сколько (например, так: «гречка — 2 кг»). И все-таки завхоз не может успокоиться и каждый день перекладывает эти мешочки, что-то бормоча себе под нос и делая пометки в толстой тетради с надписью «совершенно секретно». Вероятно, опасается, что кто-нибудь по ночам ест крупу.
Сашка с Лешкой с утра отправились в магазин и вернулись оттуда с новенькой, сияющей ТОЗ'овкой. Мы увидели еще издалека, как они несут ее по очереди, чтобы никому не было обидно. Дома все вертели ее, щупали, нюхали. Конечно, Танюшке тут же было поручено сшить для винтовки чехол. К винтовке приобретено 300 патронов.
Во второй половине дня производилось испытание палатки. Ее растягивали на альпенштоках, пришивали недостающие тесемочки. В общем, палатка производит потрясающее впечатление. Она оригинальна и не имеет себе подобных. Во-первых, она оранжевая, во-вторых, в ней можно находиться только в горизонтальном положении, в-третьих, она зачем-то изнутри оклеена по швам газетной бумагой, и, в-четвертых, у нее нет входа.
До нас оранжевая палатка была, кажется, только у папанинцев. Что же касается отсутствия входа, то в этом деле нам принадлежит неоспоримый приоритет. Правда, ее можно ставить не как палатку, а просто как тент, наклоненный под углом 45° и снабженный боковыми стенками. Это значительно удобнее.
Из прочего походного снаряжения заслуживают упоминания еще наши спальные мешки. Так как большую часть похода мы пойдем без каравана оленей и все вещи понесем на себе, пришлось отказаться от громоздких и тяжелых индивидуальных спальных мешков. Вместо них сооружены большие мешки — каждый из трех одеял, вмещающие по четыре человека. И легче, и теплее.
Этот день ознаменовался еще одним значительным событием. Едва мы уселись ужинать, как со стороны верховья Гутары между домами показалась вереница всадников. Впереди ехал загорелый чернобородый человек с карабином за плечами.
На лошадях переметные сумы. Очевидно, это возвращался в селение отряд экспедиции. Они неторопливо и молча проехали мимо, нисколько не удивившись нашему сборищу, и скрылись за поворотом улицы.