Я молчал,
Непосильную ношу,
Как судьбу,
Подымал на себе.
Только шаг — и, казалося, брошу
Новый вызов проклятой судьбе.
И шагал я
(К беде иль спасенью?) —
Так впервые ступают по льду.
Через сучья,
Завалы,
Коренья
Пробирался, как будто в бреду.
Как в бреду!..
Но ничто не забылось,
Хоть и круто бывало потом;
Ни брусничника малая милость,
Ни лесничего кряжистый дом.
Навсегда отпечатался в сердце
Председателя въедливый взгляд.
Никуда от него мне не деться,
Не уйти ни вперед, ни назад.
В этом взгляде прочел я такое,
Что поведать достанет ли сил!
А промолвил он вовсе простое:
Поклониться жене попросил…
8
Будь здорова, сторожка лесная,
Помаленьку живи, не старей!
Да хранит тебя ель вековая
С развеселой семьей снегирей!
От цветов ли,
От диких кореней,
От живой ли ключовой воды
Даже меченный смертью Евгений
Выкарабкивался из беды.
Хочешь, нет —
От затишка лесного
Подаваться настала пора.
В той сторожке оставив больного,
Выходил я опять на ветра.
Раскаленные ветры хлестали,
Смерть чернела над нами, как дым,
Жаростойкие плавились стали,
Каково ж доставалось живым!
На локтях бы дополз до Берлина!
Да не вышло.
Моя ли вина?
Зацепила под Нарвою мина…
Отпустила в деревню война…
9
Вместо деревни
Недобро
Торчали заборов ребра.
Только береза, как знамя,
Высилась —
Память деда.
Радостью со слезами
Праздновалась Победа.
Мне самому хотелось
Выть от беды, что есть мочи.
Только не терпит дело —
Больно коротки ночи.
Трав развеселой рябью
Вспыхнул край приозерный.
С ветхих подолов бабьих
Сыплются горькие зерна.
А председатель колхоза
Гильзою зерна мерит,
Бабьи считает слезы.
Верит она и не верит…
«Бросить бы все на свете,
Взять да испечь лепешки!
С голода пухнут дети,
Баб покормить бы немножко…»
Думы…
Но с губ ни оха,
Смотрит в землистые лица:
— Спробуем сами в соху,
Выдюжим, молодицы?
Мы не одни,
Подмога —
Три мужика ко времю.
— Бабы, побойтесь бога,
Их и всего-то на племя!..
Шутке смеялись строго,
Хлябко ходили плечи,
Вроде поели немного,
На сердце будто легче.
Доброе же лекарство —
Ядреное кстати слово.
Двинулось бабье царство
Горя добрать земного.
Тенью подернуло дали,
Спины дымятся от пота.
Деды не зря считали
Пашню мужской работой.
Выдохлись молодицы.
Дарья в кофточке белой
К речке спустилась напиться.
Я подошел несмело.
Дарья стоит на камне,
Тычется ветер в колени.
С этакими ногами
В самый бы раз на сцене.
Балую робким взглядом —
Знаю, у наших строго.
Много ль солдату надо?
Ой, молодица,
Много!
Ветер испариной клейкой
Дунул — да прямо в душу.
Ворот у телогрейки,
Черт,
До чего же душен!
Руки —
И те как лишние,
В них что-то еле слышное,
Чуткое и живое
Не находило покоя.
Руки,
Солдатские руки,
Натосковались в разлуке!
10
Бревна ль меня укатали —
Плечи обвисли устало.
В черную прядь подпалин
Солнышко ль набросало?
Только от баб глазастых
Не утаишь присухи.
Бросит словечко —
Баста!
Ходят землянками слухи,
Радуются старухи.
Слышал сам на неделе,
Бабы меня жалели:
«Вот же нечистая сила,
Мальца-то как присушила!»
Песня идет отавой
По августовским росам.
Шлепает через лавы,
Боса, простоволоса.
В реченьке зачерпнула
Пригоршней лунного звона,
Голову окунула
Клену в шелест зеленый.