Маг ветра попытался активировать октаграмму, но едва заклинание начало проявляться, вторая и четвертая тень, позади него, стремительно скрутили его, заковав в цепи. Он упал на колени, беспомощно и яростно сверкая глазами.
Эдельвейс мгновенно возник внизу и поступил с отцом точно так же, собственноручно скрутив его быстрыми движениями, поставив на колени. Он не оставил ни единого шанса на сопротивление. Никакая магия, не могла их обоих спасти. Ведь эти тени, были к ней невосприимчивы.
— Это произвол! Вы хотите войны? — отчаянный крик мага ветра эхом отразился от величественных стен зала. Он беспомощно дёргался в оковах теней, не в силах вырваться.
Я медленно спустилась вниз по лестнице, сопровождаемая стуком каблуков. Мой взгляд остановился на пленниках, полных ярости и бессилия.
— Войны? — мой голос прозвучал громко, но с оттенком ледяного презрения. — Империя милосердна, это так. Но неужели вы думаете, что мы будем терпеть подобное?
Колеус, возвышаясь на троне, сложил руки перед собой, его тон был исполнен хищного удовлетворения:
— Кража святых мощей непростительна. Точно так же, как и попытка вмешательства в дела Империи и её подданных.
Я подошла к магу ветра, наблюдая за его побледневшим лицом. Извлекая кристалл из октаграммы, я приложила его к его груди. Едва заклинание начало действовать, его магическая сила потекла в кристалл, словно река, устремляющаяся в пропасть. Маг пошатнулся, осунувшись, и безвольно обмяк в руках теней.
С кристаллом в руке я повернулась к своему отцу. Его золотые глаза внимательно следили за каждым моим движением, а на губах играла лёгкая, вызывающая улыбка. Он уже знал, что я сделаю.
— Я хотя бы попытался, — проговорил он, его голос звучал почти нежно.
Отец, был свидетелем того, как истинный святой проживал годы в смирении, наблюдая за миром без попытки изменить его. Он не пытался вмешиваться в этот хаос, а просто принимал его как есть. Время шло, и святой, отказавшись от всякой борьбы, отдал себя в руки судьбы, предоставив всё на волю случая. Но отец, мой так называемый отец, не мог смириться с этим. Ему было тошно смотреть на это бездействие, его лицо каждый раз искажалось от презрения и отвращения. Он считал, что сила, что была в Его руках, могла изменить этот мир, что он мог бы занять место святого и принести процветание, мир и покой всем. Он верил, что с такой силой он мог бы построить лучшее будущее, объединить мир.
Мир во всем мире, ради мира.
Мне блевать хотелось от такого благородства.
Люди остаются людьми, как бы они не пытались оправдать свои поступки высокими идеалами. Даже Он, в своей камере, запертой от всего мира, не хотел ничего менять. Он не хотел существовать, потому что понял: никакая сила не способна изменить саму суть людей.
— Я знаю, — ответила я, глядя в глаза, полные упрямого вызова. — Однако люди сами способны решать свою судьбу. Им не нужен поводырь.
Я создала ещё один кристалл и приложила его к груди отца. Его лицо исказилось, но я видела в нём сопротивление. Сила начала покидать его тело, образуя мощный золотой вихрь вокруг нас, скрывая от посторонних взглядов.
— Нам не нужен тот, кто будет принимать решения за нас и делать мир "лучше, чем он есть"! Мы все сами себе прокладываем путь! — я пыталась перекричать поток магии, удерживая ее, несмотря на резонирующее сопротивление.
Отец вскрикнул, не в силах сдержать боли. Его тело осунулось, превратившись в тень самого себя, и безвольно повисло на руках Эдельвейса. Поток золотого вихря исчез, растворяясь в пространстве.
— Этому ты меня научил… — сказала я, продолжая забирать остатки силы.
— Ты не можешь убить меня, — слабо рассмеялся он, его голос эхом разнёсся по залу.
— Зато я могу, — раздался голос Эдельвейса за спиной отца.
С силой он вырвал сердце из груди старика. Удивительно, но сердце продолжало биться в его руке. Тело отца рухнуло на пол, будто кукла, у которой перерезали нити.
Эдельвейс перевернул руку, и сердце с глухим звуком упало на мраморный пол.
По моей щеке скатывалась слеза, которую я смахнула костяшками своих пальцев. Снова надела на себя маску безразличия, и обернулась к теням, что принесли мне черные футляры в которые на глазах у всех, я положила кристаллы святых сил. Ровно пять.
— Леатрис, — произнёс Эдельвейс, направив холодный взгляд на седовласого герцога, который стоял в стороне и внимательно следил за происходящим, словно за театральной постановкой.
— Нокс, — спокойно ответил герцог, начиная медленно подходить ближе. Тени раздвигались перед ним, словно приглашая пройти.
Я вежливо склонила голову в знак приветствия, сохранив строгость и холодность, уместные в этот момент. Эдельвейс взял из моих рук кристалл, в котором теперь содержалась магия ветра, и протянул его герцогу.