Казалось, это время пролетело бесследно, но, когда Мэри оглядывалась назад, понимала — следы все-таки остались. Новые увлечения, случайные знакомства, неожиданные друзья и совершенно непредсказуемые последствия, симпатия, которая чуть не переросла в нечто большее, но только чуть — настолько мимолетна и поверхностна, никак не цепляющая и не стирающая четкость окружающего мира. Обстановка дома же наконец стала домашней и уютной. Теперь туда хотелось возвращаться, не хотелось убегать посреди ночи подышать свежим воздухом — там — задыхалась, — и все скрытые и явные обиды как-то расстворились. Наверное, так и должно было случиться. А иначе, зачем было через все это проходить? Поначалу — тяжело, но вскоре как-то свыклись. Все перемены оказались к лучшему, несмотря на то, что принять их было тяжело.
Для Темы последние полгода тоже выдались трудными. После встречи у Макса на квартире все чувства обострились. Катя сводила с ума своей живостью и потребностью в постоянном контакте с ним. Тема раздражался, потом злился на себя за эту раздражительность, а затем думал о том, что ему просто надоело каждый день притворяться, каждый день делать вид, будто ему хочется прижимать ее к себе, держать за руку, отвечать на поцелуи и даже на сообщения. Каждый день заставлять себя вновь (или впервые) влюбляться в нее и искать что-то, ради чего стоит сохранить эти отношения. К концу декабря он не выдержал.
Катя украшала маленькую искусственную елку в своей комнате, а Тема пытался повесить у потолка извивающуюся змеей гирлянду. Она упрямо выскальзывала из рук, утягивая едва закрепленный конец вниз.
— Ты уверена, что хочешь видеть ее здесь?
— Абсолютно.
В эту же секунду все, что удалось более-менее закрепить, с легким шумом улетело на пол. Тема взвыл. Катя оторвала взгляд от елки и, усмехаясь, посмотрела на него.
— Ничего без меня не можешь.
Ее тон казался шутливым, но Тема слышал это уже не в первый раз и давно перестал смеяться или хотя бы соглашаться. И к тому же, почему-то именно сейчас он как-то резко понял, что очень даже может. Не только гирлянду повесить, но и жить. И хочет. Он так ей и сказал. Секунд пять она молчала, потом переспросила, потом снова замолчала, еще позже начала спорить. Если бы не родители, которые сидели на кухне, дошло бы до крика, а так пришлось ограничиться громким шепотом. Она многое ему высказала. Все, что копила целый год. И за все пьянки, которые, как ему казалось, ее никогда не напрягали, и за все моменты, когда ей не хватало внимания, — особенно в последние месяцы, — а он просто пропадал.
Он ушел, чувствуя какое-то пугающее облегчение. Пугали, наверное, ее слезы. И… неопределенность? Что делать теперь? Первое время придется отвечать на бесконечные вопросы знакомых — почему и с чего (как будто он понимал), потом научиться сохранять спокойствие, когда они будут пересекаться на учебе. Впереди были зимние каникулы, которые давали время свыкнуться с новым порядком вещей. Он свыкнется, пока будет дома, свыкнется, когда будет встречаться с друзьями, среди которых, возможно, будет Мэри… С одной стороны его пугало, что теперь она с легкостью сможет вскружить ему голову — не то чтобы раньше плохо получалось, — а с другой хотелось пообщаться. Просто пообщаться, чтобы наконец немного ее понять, понять, почему его так от нее штормит и как она, в конце концов, к нему относится. В последний раз ему показалось, что она была рада, когда он поехал с ней, не только из-за боязни таксистов. А может просто показалось.
Тем не менее, на зимних каникулах ее не было. Парни при нем записывали ей голосовые сообщения, уговаривая приехать хотя бы на пару дней, но она уклончиво отвечала, что не сможет. Тема понял, что они чего-то не знают, когда заметил, как грустно улыбалась Ася, отказываясь принимать участие в уговорах. Он не решался спросить у нее, в чем дело, спросить у самой Мэри — тем более… Он даже был немного рад. Казалось, что, если бы она все-таки приехала, его бы мучила вина, что он так быстро забыл про Катю и переключился. Только это было бы безосновательно. Забыть ее он никогда не сможет.