В последний раз я видела своего отца чуть больше года назад, когда после смерти бабушки Лекси переезжала в Ласточкино Гнездо. Явно черпая силы в болезни друг друга, он и моя сестра смеялись, и шутили, и рисовали на картонных ящиках с вещами какие-то нелепые картинки, вместо того чтобы просто пронумеровать их. Взятый в аренду пикап для перевозки вещей они грузили как попало, швыряя коробки в кузов, а когда они вывалились обратно на землю, устроили вокруг них какую-то дикую пляску. В конце концов роль бригадира грузчиков пришлось взять на себя мне. Я составила списки вещей и организовала погрузку так, что поместились все коробки и еще осталось место. Не то чтобы я действительно хотела помочь или показать, какая я вся из себя правильная, — на самом деле мне просто хотелось, чтобы переезд поскорее закончился и я смогла вернуться домой. Кипеть от обиды и не показывать этого бывает очень утомительно.
Ради соблюдения приличий мы с отцом каждый месяц перезванивались, задавая друг другу ничего не значащие дежурные вопросы: Как дела? Как работа? Как погода? Что новенького? Мы как будто исполняли какой-то ритуальный танец, старательно держась друг от друга как раз на таком расстоянии, чтобы внешне все выглядело просто и естественно. Никто из нас не испытывал ни малейшего желания погружаться в мир переживаний и проблем другого. Иными словами, установить дистанцию между собой и отцом мне не составило труда, хотя в отношениях с Лекси я так и не смогла этого добиться.
— Нам придется решить кое-какие вопросы, — продолжала тем временем Диана. — Решить, как… как нам поступить. В первую очередь надо определить, чего бы хотела сама Лекси.
— Я знаю, она хотела, чтобы ее кремировали, — сказала я, вспомнив, какой ужас испытывала Лекси, когда три года назад мы поехали выбирать гроб для мамы. «Целую вечность лежать в деревянном ящике?! — воскликнула она, когда мы шли вдоль ряда выставленных для демонстрации образцов. Их крышки были так тщательно отполированы, что в них, как в зеркале, отражались наши лица. — Нет, только не это! Благодарю покорно!»
Воспоминание заставило меня вздрогнуть. Диана истолковала это движение по-своему и, протянув руку, подрегулировала кондиционер.
— Хорошо, пусть будет кремация, — согласилась она. — Бабушку тоже кремировали, а прах закопали в Ласточкином Гнезде, среди роз.
— Я думаю, прах можно развеять над озером Уилмор, — сказала я, вспоминая те летние деньки, когда мы купались там в детстве. По сравнению с ледяной водой бабушкиного бассейна озеро казалось теплым как молоко, и мы, бывало, целыми днями курсировали между этими двумя водоемами. Озеро находилось с другой стороны Бранденбурга, на велосипеде до него можно было добраться меньше чем за пятнадцать минут. На его берегах стояли летние домики и небольшие дачи, там же находился и большой общественный пляж, усыпанный крупным желтым песком, а рядом со спасательной вышкой стояло кафе, где можно было купить очень вкусную жареную рыбу и моллюсков во фритюре. Нередко с нами ездил на озеро и Райан. На багажнике своего велосипеда он привозил целую корзину свежайших рулетов, булочек и сдобного печенья, испеченных его матерью. Мать Райана звали Терри, а отца — Рэнди. Они владели пекарней «Голубая цапля», снабжая выпечкой и свежим хлебом половину города. Терри занималась непосредственно производством, а Рэнди вел бухгалтерию, нанимал работников, заказывал у поставщиков сахар, муку, масло, сухофрукты и прочее.