— Но, мама, как ты не понимаешь! Некогда рассиживаться, у нас еще много дел. Нужно делать дела, нужно бежать, шевелиться, поворачиваться. Наши моторы должны работать. Бери швабру, мама. А ты, Джекс, принеси ведро. Тед, вон веник. Хватай и мети!
Папа улыбнулся, взял веник и принялся возить им по ковру, напевая:
— Мети, метла, чисто, мети, метла, быстро, помоги, метла, найти мое монисто…
— Вот так, хорошо. Отлично! — Лекси повернулась к нам: — Ну, а вы что стоите? Джекс, мама! Скорей за работу!
И как вы думаете, что мы сделали? Посадили ее в машину и отвезли в больницу, в отделение экстренной помощи, чтобы там ей сделали анализ на наркотики? Или, может быть, мы позвонили доктору Бредли, который лечил нас с Лекси с тех пор, как мы появились на свет?
Как бы не так!
Мы принялись убираться.
Засучив рукава, Тед, мама и я взялись за уборку. Правда, папа ничего особенного не замечал, но мне и маме было страшно. Мы обе знали: с Лекси что-то происходит — что-то нехорошее, но что делать, мы не знали.
Когда в половине второго ночи мы с мамой наконец пошли спать, Тед и Лекси все еще убирались. Не знаю, во сколько они закончили, но после этого моя сестра три дня не вставала с постели. И все же даже тогда мама не вызвала доктора Бредли. Очевидно, она надеялась, что подобное больше не повторится, что это был просто случайный нервный срыв.
Я знаю это, потому что слышала, как мама разговаривала об этом с отцом.
— Господи, Линда, не волнуйся ты так! — говорил Тед. — С ней все будет отлично. Ты же знаешь: Лекси — тонкая, возвышенная натура. Не всем же быть домашними хозяйками. Я уверен — лучшее, что мы сейчас можем для нее сделать, это оставить ее в покое.
Ему все-таки удалось убедить маму. Какое-то время она очень старалась не обращать внимания на закидоны старшей дочери, пока закрывать глаза на факты не стало уже невозможно.
А факты заключались в том, что Лекси была давно и тяжело больна. И ее болезнь стала все чаще проявляться во всем своем безобразии.
В тот год на Рождество мы все отправились к бабушке в Ласточкино Гнездо. Праздничный ужин, по обыкновению, состоял из лазаньи, эгнога[3] и печенья. Примерно в два пополуночи где-то на первом этаже раздался страшный грохот. Мне уже исполнилось тринадцать, и я была уже слишком большая, чтобы верить в Санту, поэтому я твердо знала, что толстый старик в красном кафтане здесь ни при чем. В коридоре вспыхнул свет — бабушка, мама и тетя Диана вышли из своих комнат. Тед выпил слишком много эгнога с ромом и не проснулся, а если проснулся, то не смог встать. Спустившись вниз, мы увидели, что стоявшая в гостиной елка опрокинута, а уцелевшие лампочки электрической гирлянды быстро-быстро мигают наподобие пожарной сигнализации. Коробки с подарками были вскрыты, а посреди груд оберточной бумаги сидела на полу Лекси.
— Алексия, ты?.. — на удивление спокойно проговорила бабушка. — Что ты здесь делаешь?
— Выворачиваю мир наизнанку, — ответила Лекси. Щеки ее раскраснелись, глаза возбужденно блестели. — Все, что мы знаем и видим, — все это находится на нашей стороне, правда? — Она рассмеялась. — Ведь правда, а?.. Ну а я решила посмотреть, что находится с обратной стороны. — Лекси немного помолчала, глядя по очереди на каждого из нас. — Опять не понимаете? Ну, это как человеческая кожа, которая окружает наши органы со всех сторон. Все наши кости, мышцы, сухожилия и прочее — все это находится внутри нас. Благодаря им мы живем, хотя никто из нас никогда их не видел. Ну а если бы мы могли их увидеть? Увидеть все, что находится в нас? Это очень просто — достаточно просто вывернуть мир наизнанку…
Гостиная, освещаемая только мигающими лампочками гирлянды, то расплывалась перед моими глазами, то снова обретала четкость. Никто из нас не знал, что сказать.
— Подарки… — продолжала Лекси. — Это метафора. Неужели не понимаете? — Поняв по нашим лицам, что мы определенно не понимаем, она с легким отвращением тряхнула головой. — Ну как же!.. Мы их открываем, чтобы заглянуть внутрь. Открываем шкафы и буфеты. Чертовы часы в коридоре. Двери в комнаты… Если все будет открыто, от нас ничто не скроется. Мы увидим всё. Но всё — это ничто, верно? Внутри и снаружи, снаружи и внутри… — Она повернулась ко мне и устремила на меня взгляд лихорадочно блестевших глаз. — Вот Джекс понимает. Правда, Джекс, ты понимаешь?
Я посмотрела на распотрошенные подарки — перчатки, тапочки, коробку шоколадных конфет (и конфеты, и гофрированные корзиночки, в которых они лежали, были рассыпаны по полу), несколько мягких игрушек. Айпод, который мне очень хотелось иметь, лежал чуть поодаль, в блестящей белой коробке, и я вдруг подумала, что теперь мне будет противно к нему даже прикоснуться. Только потом я заметила на правой руке Лекси кровь. Тетя Диана — тоже.