— Вино, книжный магазин и немного поэзии располагают к чудесам любви.
— Вот уж не знаю, при чем здесь любовь, — проговорила я.
— При чем здесь любовь? — пропела Диана, подражая Тине Тернер. — Гм-м… Или ты считаешь ее чувством второго сорта? Кстати… — Она усмехнулась. — Кстати, как поживает Фил?
Я только вздохнула.
— Мы расстались почти год назад. Официально и окончательно. — Прикрыв глаза, я вспомнила, какое у него было лицо, когда я сказала, что между нами все кончено. Его щеки, с которых никогда не сходил румянец, побледнели, губы приобрели фиалковый оттенок, словно он задыхался. Решающее объяснение произошло в бакалейном магазине (можете себе такое представить?!) сразу после того, как Фил в миллионный раз объяснил мне, почему мы оба только выиграем, если будем жить вместе. Когда я столь грубо его прервала, он говорил о том, что, если мы съедемся, каждому из нас не нужно будет покупать свою зубную пасту, свой кофе в зернах и свое средство для чистки унитаза. Мы как раз остановились у стеллажа с зубными пастами, и я сказала, что никогда не смогу быть таким человеком, каким он просит меня стать, — человеком, который будет делить с ним все.
В том числе зубную пасту и средство для унитаза.
— Я помню, — сказала Диана. — Но ты говорила, что он иногда тебе позванивает, и я подумала…
— И что ты подумала?
— Что тебе, возможно, захочется дать ему еще один шанс, Джеки. Ты еще слишком молода, чтобы разыгрывать из себя старую деву. Фил — неплохой парень, и…
Это было уже чересчур.
— Ты его просто не знаешь. Ты даже ни разу его не видела!
— А кто в этом виноват? — парировала Диана. — Вы с ним встречались, кажется, года три, и за все это время ты ни разу не привезла его сюда.
Я только вздохнула. Одной из тем бесчисленных споров, которые мы вели с Филом чуть не каждый день, было мое упорное нежелание знакомить его с родственниками. И для этого у меня имелись веские причины. Во-первых, я успела отдалиться от родных и уже не чувствовала себя частью семьи. Ну а во‐вторых… во‐вторых, мне не хотелось самой ставить себя в уязвимое положение.
Я даже не позволила Филу поехать со мной на похороны бабушки.
— А тебе не кажется, Джекси, что ты совершаешь огромную ошибку? — сказал мне по этому поводу Фил. — Тебе не кажется, что те высокие стены, которыми ты ограждаешь свою жизнь, могут помешать развитию наших отношений? Господи, ты знаешь буквально все обо мне и о моей семье, а я… Я не знаю о тебе ничего или почти ничего.
На самом деле с моей стороны это был просто приобретенный рефлекс, как справедливо заметила Барбара во время одного из наших еженедельных сеансов. Защитный механизм, выработанный за годы жизни с Лекси, когда в моей жизни не оставалось места для подруг и ухажеров. Я довольно рано приучилась не приглашать никого домой, потому что моя сестра вполне могла сказать гостю какую-нибудь резкость, совершить какой-нибудь шокирующий поступок, разгласить одну из наших тщательно охраняемых тайн или просто наврать с три короба про меня и про мои дела. Однажды, еще в пятом классе, я имела неосторожность пригласить к себе с ночевкой четырех девочек из школы. Как и следовало ожидать, Лекси затмила меня с первых же минут; весь вечер все внимание было приковано к ней, и только к ней, и она очень ловко этим воспользовалась. Улучив время, сестра тихонько поблагодарила девочек за то, что они пришли.
— Вы — настоящие подруги, если не побоялись подвергнуть свое здоровье опасности ради Джекси, — сказала она, сокрушенно качая головой, после чего рассказала потрясенным девчонкам — в том числе моей лучшей на тот момент подруге Зои Лендовер — об опасной, неизлечимой и, вероятно, заразной болезни, которой я страдаю. Для пущей правдоподобности Лекси воспользовалась какой-то на ходу изобретенной ею псевдомедицинской терминологией, а затем намекнула, что болезнь затрагивает некоторые интимные органы… Я, разумеется, пыталась сказать, что все это вранье, но Лекси посмотрела на меня с хорошо разыгранным сочувствием.
— Почему бы тебе не открыть правду своим лучшим подругам? — сказала она.
В результате все четверо моих одноклассниц позвонили домой и родители забрали их еще до того, как стемнело.
— Как ты можешь быть такой гадкой, Лекс?! — воскликнула я, когда мы с сестрой остались вдвоем в нашей общей спальне.
В ответ Лекси покровительственно улыбнулась и погладила меня по голове.
— На самом деле я тебе только помогла. Открыла тебе глаза. Разве ты не поняла, что это было испытание? К сожалению, ни одна из девочек его не прошла, а ведь ты считала их настоящими подругами, не так ли?!