Представляю, сколько сил отняла у писателя публикация повести, если он не смог сказать даже о том, что Маринеско представлялся когда-то, в войну к званию Героя.
Нищ был Александр Иванович, об этом писалось. Маленькой пенсии не хватало даже на лекарства. Из обстановки был маленький, узкий диван, Александр Иванович пристраивал рядом доску, чтобы спать с женой рядом. Бомжи.
Валентина Александровна Филимонова, жена: «Идет — брюки сзади в заплатах, пиджак на локтях в заплатах, а походка — величественная, необыкновенная. Когда мы выходили на набережную, на Неву — он сливался с гранитом».
Из письма Маринеско — Крону, незадолго до смерти: «Последнее время на 51-м году жизни я начинаю терять веру в Советскую власть, мне кажется, что 90% руководящих работников, если не более,— бездушные люди, проходимцы, которым не дорога Советская власть, не говорю уже о бюрократах…
А.А., если найдется мне совет или сможете чем-то помочь, буду век благодарен вам».
Когда Сергей Смирнов рассказал по телевидению об умирающем в нищете герое и со всей страны посыпались денежные переводы, работницы сберкассы в центре Ленинграда, на Невском отказались их оформлять. Шли пятерки, трояки и даже рубли — присылали ведь и пенсионеры, и студенты, и школьники, работа для сберкассы оказалась трудоемкая. Пришел дивизионный механик Вайнштейн, объяснил что к чему.
С ним, верным другом, Маринеско и выпил последний раз.
Михаил Филиппович Вайнштейн:
— Я пришел, настроение у него было невеселое. Подошло время обедать, а жена как-то мнется. Он говорит: «Ничего, пусть смотрит, ему можно». Она разбинтовала живот, и я увидел трубку, которая шла из желудка. Валентина Александровна вставила воронку и стала наливать что-то жидкое. Мы с ним по рюмке коньяка выпили, было уже все равно — врачи разрешили. Он сказал: «Только чокаться не будем», и вылили в воронку. Он порозовел, оживился. Горло было черное, видимо, облучали. А второй раз пришел, уже и в горле была трубка. Она быстро засорялась. Саша задыхался, и Валентина Александровна через каждые 20—30 минут ее прочищала. Теперь, когда смерть была рядом, у него, как всегда в самые трудные минуты в войну, взыграл бойцовский дух. Видимо, когда я вошел, то растерялся, говорить он уже не мог, взял лист бумаги и написал: «Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Вот теперь я верю в жизнь. Мне поставят искусственный пищевод».
Редкого мужества был человек.
25 ноября 1963 года Александр Иванович скончался.
После публикации истории с осквернением памятника Маринеско в Лиепае («Памятник», «Известия», №170, 1988 год), ни руководство Министерства обороны, ни командование ВМФ не ответили редакции. «Известия» выступают вновь, речь идет о прижизненном гонении на героя, о посмертной травле, организованной политорганами ВМФ («Не только в памяти хранить», «Известия», № 269, 1988 год). И ничего нельзя поделать. Начальник отдела Политуправления Балтфлота капитан 1 ранга Н. Ильин разносит сплетни: атакой руководил не Маринеско, а старпом, намекая, что командир был пьян; команда жаловалась на Маринеско — он-де пропивает их пайки… Члены экипажа живы, кричат — ложь! Газета вторит — ложь, клевета, привлечь Ильина. Военный прокурор Балтийского флота генерал-майор юстиции В. Коновалов отвечает: Ильин имеет право… «Плюрализм мнений!» Как объяснить генералу, что и «плюрализм», и гласность — это возможность говорить правду, а не возможность лгать. «Известия» в публикациях ставят вопрос о присвоении Маринеско звания Героя, а начальник Политуправления ВМФ адмирал В. Панин, явившись в «Известия», уверяет, что Маринеско потопил мирный, неохраняемый «Густлов», на борту которого были женщины, дети, раненые.